— У демонов не бывает друзей, — безмятежно откликнулся тот. — Лишь в ваших идеализированных мультяшных представлениях. Все, что мне нужно — свобода от цепей Межгранья. Таким сокровищем я не собираюсь делиться ни с кем.
— Тебя одного хватит, чтобы устроить локальный апокалипсис. Или глобальный, если я тебя недооцениваю. — Потянувшись за планшетом, Ева демонстративно уткнулась в недочитанную книгу. — Я не заключу с тобой сделку, Мэт. Даже не надейся.
Краем глаза она видела, как тот пожал плечами. Казалось, ни капельки не разочарованный. И это пугало Еву куда больше, чем если бы его лицо исказил гнев.
Он готов был просто терпеливо подождать другого, более подходящего момента. Вопрос, какого.
— Зачем ты так хочешь ожить?
Странный в своей элементарности вопрос все-таки заставил девушку поднять глаза: почти вопреки желанию, наградив демона недоуменным взглядом.
— Не хочу умирать. Разве не очевидно?
— Не хочу умирать, — безо всякого выражения повторил Мэт. — Одно и то же. Почти всегда. — Мерцающий лазурный свет его радужек странным образом потускнел, делая их почти человеческого оттенка. — Люди… Вы такие забавные. Приставь вам ко лбу пистолетное дуло, и вы закричите «я не хочу умирать», но лишь считанные скажут «я хочу жить». Вы страшитесь смерти при том, что мало кто из вас действительно ценит жизнь. Некоторые умирают внутри задолго до того, как перестают дышать. И ходят, и дышат, и говорят… пустышки, медленно гниющие заживо, зачем-то еще существующие. Лишь для того, чтобы дышать, не понимая, что их дыхание само по себе удивительно. — Взгляд демона был устремлен куда-то сквозь нее. — Ваш мозг хранит тысячи терабайт информации. Ваше сердце перекачивает за жизнь миллионы литров крови. Вы рефлекторно совершаете действия, требующие идеально слаженной работы десятка мышц и миллиардов нейронов. Вы сами — филигранный шедевр генезиса, существующий в мире тепла, красок и невероятностей, способный позволить себе роскошь воспринимать все это нормой вещей. Докучливой обыденностью. И только и делаете, что ноете, и жалуетесь, и скучаете, и, подумать только, считаете жизнь надоедливой…
Ева поймала себя на том, что (вопреки всему, включая здравый смысл и чувство самосохранения) ощутила жалость. Потому что за шутовской маской вдруг проступило нечто бесконечно усталое — и столь же древнее, сколь вселенская тьма, открывавшаяся на дне его узких зрачков. Мэт мог сколько угодно прикидываться милым мальчишкой, но не стоило забывать, что на самом деле рядом с ними абсолютно нечеловеческое существо. Абсолютно сумасшедшее, если брать за точку отсчета то состояние психики, которое люди привыкли именовать нормальным.
