Папагено - Евгения Сергеевна Сафонова

Игла опустилась на проторенную дорожку пластинки с хирургической точностью: захрипела помехами пауза, а затем весело чирикнула флейта. Каким образом Лёшке удавалось сразу найти нужную композицию на стареньком патефоне?

— Начнём с чего-нибудь попроще. Барокко, классика, модерн?

Я со вздохом отняла чашку от губ. Начинается…

С первого дня нашей совместной жизни Лёшка обеспечивал мне кофе в постель, приправляя его сливками классической музыки — и очень скоро превратил моё утро в ежедневную музыкальную викторину. Победитель прошлого конкурса Чайковского был неумолим в намерении спасти свою благоверную, вытянув её к классическому Олимпу из пропасти любви к музыкальным орнаментам Стинга и ностальгическому свету Битлов.

— М… точно не модерн. А для барокко слишком легкомысленно, — патефон разразился баритоном, разливающимся немецким соловьём. — Ага! Ну это, знаешь ли, даже слишком просто. Опера, немецкая, классическая? — Лёшка утвердительно кивнул. — Моцарт?

— Верно. А какая именно?

— Ох, — я прикрыла глаза. Весёлый мотивчик, высокий регистр, птичьи переливы флейт… Что-то до боли знакомое. — Ну… может быть… эм…

— «Волшебная флейта», чудо, — сжалился он. — Ария Папагено[1], «Der Vogelfänger bin ich ja».

— «Я всем известный птицелов»? Тогда это не я чудо, а он, — я мотнула головой в сторону проигрывателя. — Чудо в перьях. В самом прямом смысле.

— А тебя разве нельзя назвать птицеловом? — Лёшка хитро щурился — в свете бледного позднеосеннего солнышка его глаза отливали кошачьей желтизной. — Последние пять лет, если не ошибаюсь, ты активно ловишь некого соловушку…

Рабочий мобильный на тумбочке не замедлил распеться «Here comes the sun». Я взглянула на определившийся номер.

В утро моего законного выходного специалист-дерматоглифик мог побеспокоить меня по одной-единственной причине.

— Доброе утро, Коль, — сказала я в трубку. — Соловей?

— Да, — коротко ответил мужской голос. — Полагаю, ты в деле?

— Адрес! — нашарив в верхнем ящике ручку и блокнот, я торопливо записала продиктованное. — Ага, спасибо, скоро буду…

— Значит, тринадцатое нашли, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Лёшка.

— Как видишь, — я села в постели, позволив натянутому до подбородка одеялу упасть, и перехватила взгляд его сузившихся зрачков. — А ты всё такое же животное, как четыре года назад…

— Ага, — мурлыкнул Лёшка, подтягивая к себе скрипичный футляр. — Твой ласковый и нежный зверь.

И я знала, что борьба с желанием толкнуть меня обратно на кровать будет стоить ему трёх часов непрерывных занятий.