Одиночество является одним из выражений того, что у нас нет корней[79]. Многие наши современники, лишенные традиций и часто отвергнутые обществом, остаются в одиночестве, не имея даже мифа, который мог бы их куда-то вести, не ведая о каких-то церемониальных действиях, которые могли бы помочь им оказаться принятыми в какие-либо сообщества, или о таинствах, которые могли бы приобщить их к чему-то священному, потому что у них вряд ли есть что-то святое. Одиночество в отсутствие мифов – самое глубокое и самое трудно утоляемое из всех чувств такого рода. Не имея собственного прошлого, не имея связующих нитей с будущим, мы зависаем в воздухе где-то посередине. Мы – как те тени, которые Одиссей видел в подземном царстве, взывающие к нему и просящие его поведать о новостях из мира людей, но не способные ни к каким чувствам.
Причиной этого одиночества в Америке отчасти является недостаток культурных корней, а также наши постоянные перемещения, из-за которых мы не даем себе достаточно времени, чтобы пустить корни. Под давлением какой-либо необходимости мы упаковываем все свои манатки, запрыгиваем в автомобиль, самолет или поезд, чтобы перебраться в какое-нибудь другое место. Де Токвиль высказал свое удивление тем, что американец, построив себе дом, в котором, как предполагалось, он должен жить в радости и счастье, еще даже толком «не подведя этот дом под крышу», выставляет его на продажу, а сам движется дальше, к какому-то новому месту.
У нас нет того ощущения истории, которое характерно для европейцев. Выходя за порог своего дома, житель какой-нибудь французской деревушки сразу же видит сельскую церквушку или даже собор, который дает ему связь с многовековой историей. Наличие у него корней очевидно и по его глазам, и по настроению, а это является реальной поддержкой и облегчением в моменты одиночества. Независимо от того, ходит ли он в церковь, или убежден, что церковные учения не имеют никакого отношения к жизни, это величественное сооружение дает ему связь с мифами прошлых столетий. Но мы в Америке гордимся тем, что строим небоскребы, чтобы через сто лет – или даже раньше – снести их. Если европейцы перемещаются в основном во времени, то американцы – в пространстве.
Насилие и одиночество
Одиночество выражается в том, что мы склонны к жестокости и насилию одновременно с сильной приверженностью к демократии. Атмосферу насилия в Америке, даже в нашем двадцатом веке, очень легко ощутить, хотя ее трудно принять и объяснить. Применяя дешевое и легко доступное для всех огнестрельное оружие, мы убиваем в пятьдесят раз больше своих соотечественников, чем это делают шведы или британцы. И вообще, статистика убийств в США значительно выше, чем в любой другой цивилизованной стране, если не считать Центральную Америку. Мы – «славные и добрые» американцы – постоянно идентифицируем себя с теми первопроходцами, которые в массовом порядке уничтожали индейцев – по воле Господа, конечно, выраженной в новой формулировке о «предопределенности судьбы».
