Семен Михайлович Затуловский, медицинский профессор, скептик и жизнелюб, в подпитии затягивал любимую в позапрошлом веке студентами-медиками песню Андрея Серебрянского — разочаровавшегося в религии семинариста, а потом студента медицинского факультета. Посадит он (дед, не Серебрянский, тот-то помер годом позже Пушкина) меня, мальца с кликухами «внученькин» и «ингелэ», на колени, цыкнет на жену, бабушку Женю, чтоб не трогала графин с водкой, настоенной на лимонных корочках, да и заведет неплохим баритоном и попадая в ноты:
Быстры, как волны, дни нашей жизни,
Что час, то короче к могиле наш путь.
Напеним янтарной струею бокалы!
И краток, и дорог веселый наш миг.
Что будет — темно, как осенние ночи,
Прошедшее гибнет для нас навсегда.
Ловите ж минуты текущего быстро,
Как знать, что осталось для нас впереди?
Умрешь — похоронят, как не был на свете,
Сгниешь — не восстанешь к беседе друзей.
Полнее ж, полнее забвения чашу!
И краток, и дорог веселый наш миг.
Споет, глаз увлажнит, из графина нальет, выпьет — и к себе, в кабинет, дымить, писать, кашлять...
Потом я слышал и другие варианты этой песни, народ нарастил на стихах Серебрянского забавные завитушки, но немудрящий смысл — надеремся безотлагательно, ибо все там будем — бережно сохранялся:
Помолимся, помолимся,
Помолимся Творцу!
К бутылочке приложимся,
А после — к огурцу!
Налей, налей, товарищ,
Заздравную чару...
Бог знает, что с нами
Случится впереди!
Заглянув через плечо в ТТКРО, старинная моя приятельница пробежала глазами эту запись и зашлась в восторженном воспоминании:
— А Серебрянский-то из Бобровского уезда будет, мы туда в детстве за глиной ездили. Там сильно красивая глина была. Ею на престольные праздники пол обмазывали, а кое-где и стены и печки, а до этого стены белили — представляешь, на белом фоне терракотовый орнамент, а пол — глинобитный — посыпался чабрецом, на образа накидывались чистые рушники, «накрахмаленные» в соли, на стол метали пахучие яблоки, вареники с вишней, миски с белым квасом, какого ты сроду не пробовал, и щучьей ухой. Во жизнь была!
Правда, в студенческой жизни самого Виталия пели уже другую застольную:
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей.
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Ей-богу, нет! — А Бога нет!
