других революциях народ в целом проявлял се-
бя с такой стихийной силой, что осадок исче-
зал. Здесь действовал только этот осадок.
Не было великой толпы, скованной в одно целое
единой мыслью.
В партии Бебеля было нечто солдатское, что ее
отличало от социализма всех остальных стран^.
Звонкая поступь рабочих батальонов, спокой-
ная решимость, дисциплина, готовность уме-
реть за что-то потустороннее. С тех пор, как ин-
теллигентные вожди недавнего прошлого броси-
лись в объятия вчерашнего врага - домартов-
ского мелкого мещанства - вдруг испугавшись
осуществления того, за что они боролись в тече-
ние сорока лет, испугавшись ответственной ми-
нуты, когда они должны были творить, а не на-
падать на существующее, - душа партии угас-
ла. Здесь - впервые! - отделились друг от дру-
га марксизм и социализм, классовая теория
и народный инстинкт. Относительную чест-
ность проявили только спартаковцы^. Более
умные потеряли веру в догму, но не нашли еще
в себе мужества порвать с ней. И мы видели ра-
бочий люд, отщепленный в своем сознании от
народа, благодаря нескольким вколоченным
в его мозги положениям и понятиям, видели
вождей, которые изменили своему знамени,
и их армию, продолжавшую свой путь вперед,
спотыкаясь, без предводителей. На их умствен-
ном горизонте была книга, которую они никогда
не читали, а их вожди, по своей ограниченнос-
18
ти, никогда не понимали. Победителем в рево-
люции никогда не бывает отдельный класс -
1789 год был ложно понят, буржуазия - это
только слово, - а увлечь всех вперед может
только кровь, только идея, ставшая телом и ду-
хом. Это приходится постоянно повторять. Лю-
ди 1789 года называли себя буржуазией, однако
всякий истинный француз был и остается и сего-
дня буржуа. Каждый истинный немец - рабо-
чий. Таков стиль его жизни. У марксистов
власть была в руках, но они добровольно отказа-
лись от нее; восстание произошло, по их убежде-
нию, слишком поздно. Оно было ошибкой.
IV
Понимаем ли мы вообще что-нибудь в револю-
ции? Когда Бакунин^ хотел завершить мятеж
в Дрездене преданием огню всех общественных
зданий и наткнулся на сопротивление, он за-
явил, что <немцы слишком глупы для этого>,
и пошел своим путем. Неописуемое безобразие
ноябрьских дней беспримерно. Ни одного вели-
чественного момента, ничего воодушевляюще-
го; ни одного крупного человека, ни одного ис-
торически значительного слова, ни одного
дерзновенного преступления. Все запечатлено
здесь лишь отвратительным ничтожеством
и нищетой духа. Нет, мы не революционеры.
