Все мы хотели остаться на стоянках, чтобы помочь техникам и механикам в их нелегкой работе. Но они запротестовали. Возражал и инженер эскадрильи Иван Матвеевич Афанасенко:
— Да что вы, братцы, сами справимся.
— Но вам же всю ночь не спать, — настаивал командир звена Николай Ленькин.
— Не велика беда, командир, после войны отоспимся, — застенчиво улыбнулся Афанасенко. И тут же добавил: — Не беспокойтесь, самолеты к утру подготовим, а летчикам желаем хорошего отдыха.
В ту ночь мы все долго не могли уснуть. В брезентовых палатках было нестерпимо душно, к тому же сильно одолевали комары.
— Твари ничтожные, как «мессеры», жалят! — вскочив с койки, крикнул летчик Николай Ленькин. — Пойду в лес, хворосту притащу. Разведем костер — порядок будет.
— Какой, к черту, порядок! — отозвался штурман Вениамин Рочев. — Их ничем не возьмешь. Ты что, палатку спалить вздумал?
— Все будет в норме, — на ходу ответил Ленъкин. — Вот увидите!
Вскоре все мы, свесив с железных коек ноги, сидели возле небольшого костра, молча наблюдали, как огонь пожирал сухие прутья. Время от времени Ленькин бросал в костер траву, и от этого в палатке стало дымно. Комары исчезли.
— Ай да Коля-Николай, здорово придумал! — откашлявшись, протянул летчик Василий Кайнов.
— Найти бы такое вот средство от фашистской саранчи, — поддержал его штурман Митя Гаврюшин.
— Здрассте, полуношники! — послышался голос замполита Павловца. В палатке было темно, и мы не увидели, как вошел к нам Павел Павлович.
— Сидим у костра? — спросил он и устало опустился на койку Гаврюшина. — О чем шумим, братцы, если не секрет? — спросил он, взглянув на штурмана.
Гаврюшин хотел что-то сказать, но вдруг закашлялся от дыма. Потом, отдышавшись, сказал:
— Да так вот, философствуем. — И, помедлив, спросил: — Как вы думаете, почему немец так сильно прет на нас? — И, словно усомнившись, что собеседник правильно поймет его, заторопился: — Мы все хорошо знаем наш лозунг: «Ни пяди своей земли не отдадим!» А тут за несколько дней такую территорию оставили... Такие невозвратимые потери...
Гаврюшин говорил тихо. Последнюю фразу он произнес с таким внутренним волнением, что Павловцу стало не по себе. Он нахмурился: «Что сказать этому парню?..»
— Трудный вопрос, Дмитрий Михайлович, — покачал он седеющей головой. — С маху не ответишь... Видимо, противник подготовлен лучше, больше у него танков, самолетов, больше другого вооружения. Вот он и прет... — Павловец запнулся. — И потом, тут, конечно, большую роль сыграли внезапность, вероломство.
