— Не трать силы зря!
Я оставляю себя под паром.
В экономику его удовольствия вводится новый неожиданный элемент, который вдруг меняет весь строй ощущений, нарушает все телесные привычки.
Прежде этого хватало для удовлетворения, но теперь становится мало: целая часть «я» временно упраздняется. Что-то другое, к чему еще не привык, одерживает верх, захватывает врасплох и выводит организм из равновесия. Оно почти приостанавливает, сламывает волю.
Отсюда проистекает утомление, усталость, подводящая механизм к какому-то ожесточению или, так сказать, мертвой точке, что выражается либо в сне, граничащем с каталепсией, либо в неодолимой бессоннице — ожесточенном, непрерывном бодрствовании.
Почти уже старик, я познаю любовь мальчика, которая делает меня моложе на двадцать лет, и у меня такое ощущение, будто один час, проведенный с ним, равноценен году жизни, хотя боги знают, что в подобных случаях я не торгуюсь.
Подумать только, я дожидался шестого десятка, дабы пережить этот фантастический опыт, — как если бы на пороге могилы изменил арифметический знак всех своих интересов.
Чудо — это размеренная, безупречная, восхитительная жизнь, добросовестное и тактичное исполнение всех моих обязанностей посреди такого переполоха!
Осознай я вдруг, что со мной происходит, что бы тогда произошло?
О, эта безусловная симпатия, взошедшая в разгар зимы между Ришаром и мной, будто исключительное солнце!
Однажды, в первый день весны, он не пришел. Мы больше никогда не виделись.
Счастье хрупко. При его приближении сердце бьется чаще. В окружении опасностей мы срываем розу с еще большим волнением. Я раздвигаю шипы, не забывая магическую формулу для заклятия судьбы. Дверь открывается, и вот уже он кричит, словно был здесь всегда:
— Я приготовил тебе сюрприз.
Никого — или этот банщик.
Четверть четвертого.
Он не придет.
Половина четвертого.
Стучат. Незнакомец, которому поручено утешить меня, представляется:
— Меня зовут Филипп.
Он так красив, что вполне заслуживает имени Александр. Его гримаса напоминает лица всадников с Акрополя; на подбородке — глубокая трещина, словно второй рот.
Дело в шляпе…
Жан Беж подумал: «Эти двое слишком часто встречаются — того и гляди, начнут жить вместе, а я потеряю лучшего клиента» и отвадил Ришара, заменив его этим Филиппом, который утверждает, будто ему поручено оказать мне услуги того другого, якобы задержанного обстоятельствами.
Но чары были разрушены. Красота Вестника, требующего от меня всего сразу, довершила остальное.
