Тайные письмена (сборник) | страница 28
Решительно, я никогда раньше не встречал Чудовище столь совершенное, столь утонченное и одновременно столь безжалостное и непреклонное, каковым является X., который никогда не говорит ни да ни нет, который делает в точности то, что нужно, чтобы ваша жизнь застыла и вы с каждой минутой становились все ближе к смерти: какой талант мучителя, изобретающего — без конкретной цели, только из любви к искусству — разные виды пыток, включающих в себя и периоды полного равнодушия, для всех своих жертв! Он гонится за столькими зайцами одновременно, что большинство из них становятся его добычей. Он браконьерствует лишь ради забавы, испытывая мимолетное удовольствие, когда на бегу заметит вас, бьющегося в его силках; но если вы случайно не попадетесь ему на глаза, он даже не возьмет на себя труд специально вас отыскивать.
Он прочитал несколько страниц моих «Дневников» и небрежно бросил мне в качестве комплимента, что я «поэт». Что он хотел этим сказать? Я забочусь о своем внешнем виде, только чтобы ему угодить; но когда речь идет о моем сердце — это совсем другое дело. Единственный представитель своего вида, оказавшийся среди волков, я бреду на ощупь, ослепленный, оглушенный, с памятью, помраченной силой моего чувства — но оно вливает в меня силу, которая становится моей, становится мной самим, и я не позволю X. использовать себя, вытянуть из меня силу, чтобы я уже никогда не смог подняться.
Половина одиннадцатого. Компания вовсю веселится на чердаке. Я один у себя в комнате. Кто-то звонит, чтобы узнать, где я — не здесь ли? Спустя минуту ко мне заходит N., слегка встревоженный, но не видит меня под грудой одеял, возвышающейся как надгробие. Когда он заходит во второй раз, то говорит, что все очень смеялись над его заверениями, что я испарился, хотя совсем недавно разговаривал по телефону с S. Моя репутация призрака подтверждается. Он спрашивает, как мне удается одновременно находиться в двух местах или становиться невидимым и неслышимым одновременно. Теперь все думают, что мы с N. сговорились: он солгал, что не застал меня, а я — что был один; некоторые уверены, что на самом деле у нас было свидание. В это я и хотел заставить их поверить, и преуспел даже без всякой лжи. Это моя месть.
Разыграно как по нотам: меня изгоняют, чтобы повеселить остальное сборище: «Раз уж M. G. и так не здесь, то ничего ему не сделается!» — ну или наоборот, результат все равно тот же. Но M. G. ни здесь, ни там. Без сомнения, он лежит под одеялом, размышляя о вещах, недоступных правителям и шутам, хотя надменная серьезность первых забавляет его не меньше, чем легкомысленность вторых. В нем есть нечто трагическое, непредсказуемое, несвоевременное, не соответствующее обстоятельствам; тот, кто его отвергает, тем самым его изолирует, и он остается в одиночестве, окруженный лишь сияющим ореолом. У него своя трагедия, своя судьба, свой крест, который он несет в одиночестве и о котором никто не подозревает, — хотя наряду с этим он не оставляет своим вниманием дела и заботы других.