Андре Мавзолео напоминала захмелевшую гадалку на картах — следствие того, что ее буйные нераспрямляющиеся волосы стояли торчком вокруг смуглого худого лица. Потеряв единственного ребенка — недельную девочку, эта несчастная перенесла свой траур на родовые муки. Когда Огюст Мавзолео приглашал порою коллег на кроличье рагу, дабы поведать им о прелестях аккордеона, у Андре появлялся повод описать собственные роды. Тогда, согласно мудрому правилу, воды отходили вместе с супом, головка появлялась одновременно с темно-красным рагу, а плацента выходила аккурат к десерту. Гости слушали, не переставая есть, положив локти на клеенку. Закончив описание родов, Андре Мавзолео говорила: «Вот так», а затем вдруг умолкала. Вот так — все уже было съедено. После этого она несколько дней испытывала своего рода умиротворение.
Клиентки, приходившие к Андре заказывать или примерять свои платья, не могли избежать сокращенного, без кулинарного сопровождения, описания, оттеняемого лишь дребезжанием швейной машинки либо прерываемого взглядами, брошенными в «Малое эхо моды». Порою, в дни приема гостей, когда подавали кофе и обед уже тяжело оседал в желудках, Андре развлекала также приглашенных, со слезливым пылом исполняя «Моего легионера».
— Эх, — вздыхал Огюст, — вот бы на аккордеоне подыграть.
* * *
Журналист Максим Лавалле работал в большой ежедневной газете, а Клод-Анри Эрвио служил в картографическом отделе Обсерватории. Они каждый день добирались до Парижа на своем маленьком «форде», а Коко уходил на берег Марны охотиться на лягушек и возвращался лишь вечером — дожидаться хозяев, сидя в стенном углублении слухового окна.
Максиму и Клоду-Анри было около тридцати, и, несмотря на нападки, оскорбления и презрение, они счастливо жили вместе уже почти десять лет. Очень непохожие физически и морально, оба тем не менее любили Иоганна Себастьяна Баха и Марена Маре, белые розы и черные ирисы, Алоизиуса Бертрана и Гийома Аполлинера. Вместе они готовили мудреные блюда и в праздничные дни переливали в графин «сент-эмильон» хорошего года.
Высокий Максим, в шлеме из каштановых локонов, открыто смотрел на мир сверкающими лазурными глазами — он был несдержанным, изредка вспыльчивым экстравертом. Довольно низкорослый Клод-Анри, с красивыми близорукими глазами за стеклами очков и пепельными волосами, спокойно выжидал, пока вещи окажутся в зоне его молчаливого наблюдения.
— Ты шествуешь по путям звездных карт, — со смехом говорил ему Максим.
