Парамедик | страница 20
Я снова сжал ее подбородок.
— Это не твоя вина, милая.
— Тогда почему мне так кажется? — прошептала она.
— Потому что ты удивительная мать, которая любит свою дочь и легко винит себя. Но я не позволю тебе этого делать. А что касается отопления, то вы с Фиби останетесь со мной, пока не включите его. Произойдет ли это в эту пятницу или через месяц, не имеет значения. Вы останетесь у меня.
– Я... мы не можем остаться, — сказала она. — Не хочу причинять тебе неудобства...
— Это не так, — возразил я. — Дом достаточно велик для всех нас, и поскольку мы оба работаем, вероятно, почти совсем не будем видеться. Тебе нужно починить машину. Сначала почини ее, а потом можешь беспокоиться о том, чтобы снова включить отопление. Ладно?
Она с трудом сглотнула, в ее прекрасных глазах стояли слезы.
— Почему ты ведешь себя так мило?
Я проглотил обиду, которую почувствовал от ее слов. Моя вина, что она считала меня плохим парнем. Тем не менее я не мог не попытаться немного защитить себя.
— Я неплохой парень.
Смущение промелькнуло на ее лице, и мой пульс застучал в висках, когда она обхватила мое предплечье и легонько сжала его.
— Я знаю, что это так. Извини. Я устала, расстроена и плохо соображаю, но знаю, что ты хороший парень, Мэтт.
Так оно и было.
Мое имя слетело с ее идеальных губ, и это прозвучало как гребаная музыка для моих ушей.
Я сжал ее подбородок, когда понял, что она смотрит на мой рот.
— Наталия. — Я хотел сказать это как обычно, но прозвучало как стон. Я мог точно определить момент, когда воздух между нами изменился, стал заряженным чем-то, о чем я никогда не мечтал... желание. Ее губы приоткрылись, и кончики пальцев прошлись по моей руке.
— Мэтт, — прошептала она.
— Я должен идти, — мой голос был хриплым, в нем явно слышалось желание.
Прежде чем успел отстраниться, Наталья наклонилась немного вперед и прижалась своими губами к моим, и я оказался в раю.
Ее мягкие губы дважды коснулись моих, а затем я застонал и обнял ее за талию. Рывком усадил к себе на колени, заставив оседлать меня, а сам запустил руки в ее светлые волосы и держал неподвижно. Наклонился к ее рту, прижимаясь языком к складке губ, пока они не раздвинулись, и она не впустила меня.
Пробовал и дразнил ее своим языком. Ее губы были солеными от высохших слез, и я чувствовал вкус мяты от зубной пасты. Поцеловал ее сильнее, глубже, желая показать, что она моя и всегда будет моей.
Ее язык нежно коснулся моего, и я застонал, прежде чем опустить руки на ее бедра и потереться своим твердым, как камень, членом о ее лоно.