Роне сжал зубы. Еще мгновение, и придется вмешиваться, не дожидаясь бумаги. Плохо. Лезть поперек церемониала — совсем плохо. Был бы он светлым, ему бы простили все. А темному не прощается ничего. Особенно Пауком. Шис. Нельзя, чтобы Тодор дал согласие на брак! Расторгнуть помолвку — совсем не то же самое, что не объявлять о помолвке.
«Эйты! Где бумага?!» — позвал он немертвого слугу.
— …но пребывает в уверенности, что Светлая не оставит ее высочество Шуалейду своей милостью, — закончил императорский ублюдок.
«Здесь», — отозвалось умертвие из башни Рассвета; почудилось, или в его ментальном тоне скользнуло злорадство? Проклятье, Роне же не приказал Эйты нести бумагу сразу!
«Быстро сюда! Немедленно, бегом!»
— Разумеется, наша дочь незамедлительно прибудет в Суард…
«Да, хозяин», — безразлично ответил Эйты.
— …мы также с нетерпением ожидаем встречи с вашим августейшим братом…
Две минуты. Как минимум. Долго! Не успеет…
— О, мой возлюбленный брат горит желанием увидеть Валанту! — дождавшись паузы, вставил Дюбрайн.
Поперек церемониала, с риском дипломатического скандала — зачем? Ублюдок с ума сошел? Но Тодор благосклонно кивнул — пусть нарушение церемониала, но ему не хочется произносить те самые слова. А Дюбрайн продолжал восхвалять Валанту, ее чудесные обычаи, дивный климат и редкостную красоту принцессы. Странно, очень странно — но об этом думать потом.
«Эйты!»
«Здесь, хозяин!»
Дверь столовой отворилась — обе створки. Дюбрайн замолк. Все обернулись.
— Срочная депеша от Конвента! — проскрипело краснокожее умертвие с порога и потопало своей механической походкой прямиком к Роне.
Придворные дамы заахали, кавалеры скривились — благородные шеры столкнулись с некромантией! Ах, ужас, теперь будет на месяц сплетен, куда там победе над зургами.
— Прошу прощения, ваше королевское величество. — Поклонившись королю, Роне взял с подноса невесомый свиток рисовой бумаги, перевитый семицветным шелковым шнуром: телепорт из Метрополии пожирает немыслимое количество энергии, даже если письмо весит как голодная муха. — Соблаговолите…
— Читайте, шер Бастерхази, — велел король, не сумев скрыть надежды в голосе.
Развернув свиток, Роне начал:
— Возлюбленный брат наш Тодор, спешим поздравить вас с поистине чудесной победой! Зурги вновь остановлены, империя рукоплещет доблести ваших войск!
Роне прервал чтение и прижал кулак к сердцу.
— Сердечно благодарим Светлейшего и Темнейшего наших братьев, — церемонно ответил король куда-то в сторону Ока Рахмана, висящего над столом. — Заслуга сия всецело принадлежит нашему коннетаблю Альбарра, отважнейшему из отважных! Наш верный друг с восемью десятками солдат сумел разгромить и повернуть вспять многотысячную орду.
