- Мне не за что просить прощения, почти не за что, - неожиданно говорит Максим, беря мои руки и прикладывая их ладонями к своим щекам. Гладко выбритые щеки мужа горячие, а руки у него холодные. Я с удивлением чувствую легкую, едва уловимую дрожь его тела. И когда все во мне начинает привычно тянуться к самому любимому и дорогому в жизни, мои тараканы мстят мне изощренно и жестоко.
- "Почти не за что", - передразнивают они Максима, безошибочно выхватывая из его слов те, за которые цепляется мое сознание, ускользающее от нахлынувшей нежности и безотчетного желания все вернуть сейчас, именно в эту секунду.
И вместе с предыдущим его словом "мы", соединившим их в моем сознании еще крепче, эти слова становятся спусковым крючком, который до этого момента сдерживал лавину боли, отчаяния, злости, разочарования и... ненависти.
Господи! Меня начинает трясти от нее, живой, рвущейся наружу из самых глубин. Самой настоящей ненависти, равной по силе той любви, которая росла вместе со мной с двенадцати лет. Росла и наполнялась энергией с каждой полученной ответной порцией: взгляда, слова, прикосновения. Обратная волна накрывает меня эмоциями страшной силы. Героиня фэнтези-романа писательницы Анны в такой момент уже снесла бы все вокруг магическим ударом, заморозив или уничтожив огнем объект ненависти. Я же могу только кричать, жесткими словами сдирая с горла слизистую и выстилая его инеем, колючим, горьким, мешающим дышать, не то что говорить. Я первый раз в жизни кричу на Максима, вырывая свои руки:
- Уходи! Совсем уходи! К кому хочешь! Только уйди! Совсем уйди!
Максим вздрагивает, как от удара, и заметно бледнеет. Проступившие на скулах желваки напрягаются от расплескавшегося в его голубых глазах отчаяния, искреннего и бьющего болью. Общей болью. Он никогда не повышал на меня голос. Никогда. Не позволяет себе этого и сейчас. И это дается ему невероятными усилиями. Он хватает меня за плечи крепко, даже больно. Я кожей чувствую его напряжение и желание встряхнуть меня так, чтобы мои тараканы потеряли точку опоры и, как минимум, получили бы сотрясение мозга.
Надо выяснить, что там у тараканов вместо мозга, если его нет. У меня же мозг отсутствует по определению. Поскольку сразу же за выбросом ненависти меня накрывает волной любви и жалости. Любви к нему и жалости к себе.
Поэтому, когда он прижимает меня к себе, а потом начинает целовать мое лицо и прижимается горячими губами к моим, искусанным и распухшим за эти дни, я начинаю отвечать, так же неистово и жадно.
