— Ты правда влюблён в меня?
— Ну… да, — Саша помолчал и добавил твёрже: — Думаю, да. Я всегда это чувствовал, с самого начала. Как будто я знал тебя на каком-то ином уровне: лучше, чем другие люди. Как будто это я написал твои книги. Как будто я — это ты… Звучит странно, но это правда. У меня ни с кем такого не было.
Губы разъехались в улыбку. Егор скользил взглядом по потолку, потом закрыл глаза, чувствуя, как бьётся сердце.
— Саша, а где ты живёшь?
— В смысле? Я снимаю квартиру в Девяткино. Тут дешевле. А раньше я у дяди жил, но приходилось спать в проходной комнате, неудобно. А почему ты спросил?
— Хочешь, я приеду?
— Уже одиннадцать часов вечера…
— Ну и что?
Саша молчал, Егор слышал его сопение. Ладно, он, наверное, испугался такого напора. Егор и сам испугался — своей потребности немедленно увидеть Сашу, своей готовности ехать к чёрту на рога, своего желания ещё раз услышать «да, я влюблён в тебя». Он поспешил сказать:
— Да, уже поздно. Давай, может, сходим куда-нибудь на выходных? — Хорошо, что завтра пятница, не придётся долго ждать. — Как насчёт бильярда или боулинга? Или в сауну? В ресторан? В библиотеку?
Саша засмеялся:
— А давай в ночной клуб? Ты знаешь какой-нибудь хороший клуб? Я никогда не был, давно хотел.
— Да я тоже сто лет не был, но я узнаю, где сейчас народ тусит. Так что, завтра? Встретимся около метро?
— Завтра, — подтвердил Саша. — Около метро.
Живучка
Охранник, ждавший за дверью, повёл Чоно обратно.
— Что, написал свою апелляцию? Ночью так рвался…
Чоно обернулся и узнал сутулого ночного охранника. Ответил:
— Я же не знал, что это формальность.
— Почему? Если ты и правда невиновен, тебя могут оправдать.
— Были такие случаи?
— В тех тюрьмах, где я работаю, — бывало.
— А здесь? — уточнил Чоно.
— Не знаю… — замялся охранник. — Здесь народ опасный, у большинства пожизненное, таким вряд ли апелляция поможет. К тому же я вахтовик: месяц на Юшоре, полгода на Земле. Даже если кого-то оправдают и выпустят, как я об этом узнаю?
— Мог бы у зэков спросить — у тех, кто давно тут сидит. Они-то наверняка знают.
— Вот сам и спроси, чего ко мне пристал?
В зале начиналась работа. Заключённые обступили люк, и Чоно встал вместе со всеми, перегнулся через невысокие перила. Вода маслянисто поблёскивала в низких косых лучах местной звезды и покачивалась в таких непривычных глазу плоскостях, что Чоно замутило. Он ничего не видел в толще воды, как ни всматривался. Где они?
— Внимание! Подъём!
