Он подтолкнул ногой поднос с едой в мою сторону и откинулся к стене, прикрыв глаза. Его поза напомнила мне Джесси — скучающая сутулость, руки небрежно сложены на животе, выражение лица расслабленное. Мой отец проделывал эту чертову штуку всякий раз, когда хотел, чтобы я думала, что он не обращает на меня внимания. Но я чертовски хорошо знала, что он всегда слушает, наблюдает.
Я села рядом с подносом и схватила бинты и медицинский пластырь. Рана на моем бедре не гноилась. Никакого гноя. Немного розового по краям, а не гневно-красного от инфекции. Убедившись, что рана заживает, я перевязала ногу.
— Мои друзья… — Салем выгнул бровь, словно ожидая, что я вмешаюсь.
Я плотно сжала губы, отказываясь давать ему удовлетворение в виде еще одного спора.
— Мои друзья заметили рыжеволосую человеческую женщину, проезжавшую через Альберту, — он издал фыркающий смешок. — Мне не нужно было быть волшебником, чтобы знать, что это ты, скандально известная дочь Ив, ведешь свою банду мятежников-людей в Канаду. Сколько заведений потомства вы устранили?
Мы сровняли с землей все четыре известных гнезда в Канаде, но я не собиралась признаваться ему в своих целях или успехах. Он был чужаком, и это делало его угрозой. Не говоря уже о двух жемчужно-белых лезвиях, спрятанных за его губами.
Но он меня не укусил.
Я хотела доверять ему. Это не было моей обычной Ох-я-надеюсь-что-он-не-убьет-меня склонностью. Я чувствовала всепоглощающее желание положиться на него, превратить эту зависимость в нечто глубокое и длительное. Как бы это ни было хреново, моя потребность верить в него выходила за пределы моих возможностей подавить этот порыв.
Здесь не было никакого очарованного порабощения. Я даже не смотрела ему в глаза. Нет, я смотрела на панораму идеально гладкой кожи, плоских бледных сосков и волнистой террасы мышц с V-образными впадинами, которые тянулись стрелой вниз, вниз, ниже… да, прямо туда, где мое воображение разыгралось. Тонкие хлопчатобумажные брюки сидели низко на бедрах и обрисовывали достаточную выпуклость, чтобы гарантировать, что его дразнящая мужественность не останавливалась на поясе.
Меня охватила лихорадка, пульс участился. Почему меня так безрассудно тянуло к нему? Из сотен мужчин, которых я знала всю свою жизнь, почему именно Салем? Потому что он был потрясающе, недвусмысленно, потрясающе красив? Неужели я и впрямь такая недалекая?
— Я посчитаю отказ ответом на мой вопрос, — сказал он, — как признание вины.
