Я моргнула, выдохнула и снова моргнула, но эротические ощущения остались, требовательные и ненасытные. Почему я вообще позволила своему разуму подумать об этом? Вместе с ним? Вот что он чувствовал, глядя мне в глаза? Если так, то почему он не попытался трахнуть меня? Я ни на секунду не поверила, что он защищает меня от самого себя.
Если он думал, что моя кровь ядовита, то, вероятно, защищался от меня.
— Ты кусаешься во время секса? — я прижалась плечами к бетону, чувствуя, как мои соски пытаются прорезать замшевую ленту на груди.
Он ухмыльнулся.
— Если тебе нужен мой член, все, что тебе нужно сделать, — это умолять.
— Я хочу, чтобы ты дал мне немного передышки, чтобы я могла все обдумать.
Его взгляд скользнул по нашим рукам над моей головой и вернулся к моему лицу.
— Не двигайся с места.
По моему кивку он отпустил мои запястья. Его пальцы едва ощутимо скользнули по моим рукам и легли на щеки.
— До меня доходили кое-какие слухи, — он пытливо посмотрел мне в лицо с задумчивым выражением. — Когда твои отцы кусаются, это сексуальный опыт для них и для того, от кого они питаются?
— Они кусают только друг друга.
— Так это правда?
— Да, — я опустила руки и вытянула их вдоль пола по бокам. — Они держат свои клыки при себе. Результат слишком интимный.
Ребенком я слишком часто забредала в их спальню и находила их сплетенными, обнаженными, всегда с клыками, вонзенными друг в друга. Насколько я знала, они никогда не приводили женщину в свою постель, ни разу после моей матери. Они были исключительно упрямо верны ей и друг другу.
— Когда гибриды кусаются, — сказал Салем, — они не испытывают возбуждения.
Верно, потому что яд изменил эту часть их мозга, отделив жажду крови от сексуального вожделения.
— Но они все равно что-то чувствуют, — сказала я, — потому что их тянет размножаться. Насиловать, — мои мышцы напряглись, инстинкты включились в работу. — А как насчет тебя? Если что-то выглядит как гибрид, ходит как гибрид, кусается как гибрид…
— Я могу быть таким же, как твои отцы, — он приподнялся всего на дюйм, и между нашими телами просочился холодок. — Я никогда не принуждал женщину. Я также никогда не встречал никого, кто пытался бы околдовать меня своими глазами.
— Я этого не делаю.
— И я не очаровываю тебя.
Мы смотрели друг на друга, наши дыхания сталкивались в пьянящем облаке подозрительности и желания. Так много всего происходило в его взгляде, его зрачки мерцали в центре пластичных серебряных дисков, которые, казалось, изгибались от света. А еще глубже, под отражающим металлом его глаз, маячила буря эмоций.
