Надеюсь, мы скоро с тобой встретимся, дорогая подруга, и я смогу поделиться с тобой самым сокровенным, что неловко доверить даже бумаге.
С любовью, твоя Кларисса».
Отложив письмо, я хмыкнула. Ничего себе, картинка вырисовывается. Приличная леди бегала на свидания к какому-то подозрительному кренделю и даже не удосужилась узнать его имя. И дело у них явно перешло от держания за руки на более близкий уровень, если я правильно поняла фразу о сокровенном. Причем, на красоту неведомого «иного» могла клюнуть не только эта Кларисса. Да уж, тихий сельский омут.
Кстати, Кларисса… Это же имя матери той самой Орли, то есть моей сколько-то там «пра» бабки. Конечно, я могу и ошибаться, ведь имя не слишком редкое, но раз бабуля собрала эти письма, они точно должны иметь отношение к нашей семье.
Следующее письмо я хватала с гораздо большим интересом. Оно было написано в том же году, первого ноября.
«Ах дорогая Маргарет, хочу рассказать тебе про страшную грозу, что случилась этой ночью. Подобного ужаса не помнят даже старожилы. Всю ночь бушевал шторм. Молнии сверкали практически непрерывно, гром грохотал, как будто вся Шотландская дивизия палила из пушек под нашими окнами. И ветер выл так, что мы с матушкой спрятались в ее гардеробе и сидели там до самого утра. А по утру я увидела Долгран и испугалась. Ветер сломал все наши яблони, у соседей пробило градом крышу, а шпиль церкви теперь стоит весь обгоревший, из-за попавшей в него молнии.
И мне от всего этого сделалось так дурно, что я до обеда промаялась тошнотой. Боже, спаси нас от своего гнева…»
И все? Никаких упоминаний ни о странном ухажере, ни об их отношениях, ни о сопернице, если такая была? Только гроза? Даже странно, зачем бабушка положила сюда это письмо? Ну ладно, у меня есть еще три, которые, я надеюсь, раскроют тайну Клариссы. Вот следующее, от десятого февраля тридцать пятого.
«Дорогая Маргарет, прости, что так долго не писала. Жизнь моя, бывшая такой счастливой, в одночасье стала серой и пустой. Октябрь стал последним месяцем, когда я видела своего любимого. С тех пор он пропал и не подает ни единой весточки. А у меня под сердцем живет его дитя. Матушка страшно злилась, когда узнала, называла меня пропащей девицей и предлагала выйти замуж за какого-то престарелого родственника, чтобы скрыть грех. Но я отказалась. Без любимого мне свет не мил.
В Долгране на меня смотрят косо, но молчат. Да и что им сказать, если даже племянница пастора ходит в тягости, не имея мужа? Вот уж кто должен был быть оплотом морали и чистоты. А она тоже не спешит замуж. И представляешь, на прошлой неделе заявила мне, что тоже носит дитя от аловолосого «иного» и будет ждать его возвращения. Но это все ложь, мой любимый говорил, что для него нет никого милее меня. Наверняка Агнесс просто видела нас вместе и решила свалить свой грех на него.
