— А хочешь знать, как я этому научился? Ведь когда-то я тоже был учеником и должен был долго-долго тренироваться.
— На чём?
— На манекене, одетом в синий костюм.
— Правда? И на таком же красивом, как Вольдемар?
— Вольдемар куда красивее, — признался профессор. — Но мы не позволим этой сногсшибательной красоте сбить нас с толку. Кроме того, если ты каждый день будешь лазить по нему вверх и вниз, он, пожалуй, не покажется тебе таким прекрасным?
— Что ты сказал? — испуганно спросил Максик. — Каждый день лазить вверх и вниз?
— Да, сынок. От воротника до башмаков и от башмаков до галстука. Сверху вниз и снизу вверх, в карманы и из карманов. Проворно и быстро, как белка, и бесшумно, как муравей в тапочках. В общем, научишься. Ведь вы, Пихельштейнеры, знаменитые гимнасты.
— Йокус, а для чего мне надо этому учиться?
— Для того, чтобы ты мог помогать мне в цирке. Я буду приглашать в манеж очень достойных джентльменов и дурачить их ещё искуснее, чем делал это до сих пор.
— Тогда ты и я… нет, тогда я и ты… нет, опять не то… тогда мы с тобой будем шайкой разбойников.
— Вот именно.
— Ты атаман. А я кто?
— А ты — Невидимка Верхолаз.
Маленький Человек потирал руки. Он это часто делал, когда чему-нибудь очень радовался.
— Это годится для песни! — крикнул он. И тут же запел: — «Я Невидимка Верхолаз… на Вольдемара влез сейчас…»
— Ну, а дальше?
— А дальше твоя очередь.
— Хорошо, — сказал профессор и запел: — «А после я и Йокус покажем… в цирке…»
— «Фокус»! — заорал Максик. — Теперь давай ещё раз с самого начала. Только как можно громче!
Профессор поднял руки, как дирижёр, и взмахнул ими, давая знак вступить. Они заорали в обе глотки:
— Я — Невидимка Верхолаз…
На Вольдемара влез сейчас.
А после я и Йокус
Покажем в цирке фокус.
Маленький Человек восторженно захлопал в ладоши.
— Пожалуйста, споём ещё три или четыре раза. Очень хорошая песня получилась!
И они пели и пели до тех пор, пока в комнату не постучал официант. Он спросил озабоченно, не заболел ли кто из них или, не дай бог, оба сразу.
— Нет, мы совсем здоровы! — крикнул Маленький Человек.
— Мы просто спятили, — объяснил профессор.
Они медленно пропели ему свою песню, а потом спели её уже втроём.
Позднее в комнату вошла горничная. Она была ещё больше взволнована, чем официант. Но её тоже быстро успокоили. Теперь они уже пели вчетвером. Получилось что-то вроде концерта. Только немножечко хуже.
Вечером Максик, потягиваясь и зевая в своей спичечной коробке, сказал:
