Постояв немного, Герман медленно прошёл в кухню, сел на табуретку. Полoжил голову на стол, обхватив руками. И тихо заплакал. Он плакал безнадёжно, безысходно, отчаянно. Его плечи тряслись от невыразимого горя. Так он просидел, пока не сгустились сумерки. Потом, шатаясь, встал, собрал самые необходимые вещи в холщовую сумку и вышел из квартиры.
– Ты куда? - С лестницы свесилась всклокоченная голова Кнойры.
– На дачу, - пояснил Герман, подняв голову. – В деревню Соечье Гнездо. Доживу там…
– До конца лета? - уточнила докучливая соседка.
Карлик пробормотал что-то невразумительное и махнул рукой.
Деревенька встретила Гера ласковым июльским теплом, птичьим щебетом и роем комаров над болотом. Οдинокий домик стоял почти на самом краю Соечьего Гнезда. Гер всегда знал, что это убежище станет его последним приютом. Редко кто из карликов удостаивался высшей милости небес – взаимной любви, и Гер давно смирился с тем, что ему никогда её не обрести.
Весь остаток лета он провёл здесь. Он вспоминал Виолетту каждый день – шорох её шёлковых платьев, знакомый стук туфелек, мягкие ладошки, кокетливые кудряшки… Потом бледную, больную, лежащую в постели с компрессом на горле.
Он сажал цветы, ухаживал за маленьким огородом, за садиком, собирал редкие травы, варил варенье, сушил грибы – а время шло, дни становились длиннее, потом июль перевалил за середину, и они потекли быстрее.
Последний день августа наступил скоро и неожиданно – солнечный, радостный и звонкий. И вместе с ним сковывающий холод проник в душу позабытого всеми карлика. Завтра первое сентября – новый светлый день. До него Гер не доживёт.
Незнакомое чувство овладело им – это был трепет прощания с ясным летом, садом и домом. С горькой, бессмысленной любовью и ненужной жизнью.
Около полуночи Гер тяжёлым шагом вышел из дома и бросил взгляд на болото, тонущее в белом лунном свете.
Вдруг на горизонте показалась чья-то смутная фигура. В руке её поблёскивал фонарик, и тусклые огоньки вспыхивали и плясали в воздухе, неуверенно нащупывая путь. То одна, то другая устойчивая кочка oзарялась бледно-голубым дрожащим светом. Фигура плелась устало, вытягивая ноги из болота и постепенно приближаясь к Геру. Под туманной луной, изо всех сил напрягая зрение, он всё никак не мог толком разглядеть её. И даже когда силуэт стал вполне различим, он узнал любимый образ не глазами, а сердцем.
Это была Виолетта – но совсем не похожая на себя. Личико без тени краски казалось бледнее обычного, светлые волосы собраны в пучок на затылке и кое-как подвязаны косыночкой, выпавшие вьющиеся пряди раскиданы по перепачканному лицу. На худеньком теле болталась потёртая штормовка, а ноҗки утопали в огромных болотных сапогах.
