Да, что происходит?
Я пыталась вспомнить последнее, что предшествовало моему пробуждению.
— Соберись, — прошептала и удивилась тому, каким чужим показался звук. Инородным. Как и сама ситуация. Я всегда оставалась при твердой памяти и в трезвом уме…
Да, за ужином я выпила бокал кислого вина. Такого мерзкого на вкус, что было очень странно. У Рустама всегда водились лишь элитные напитки. В голове вспыхнуло странное воспоминание. Словно не моё. Мне виделось в дымке, как я поднимаюсь из-за стола, покачиваясь, иду к двери, ведущей на кухню, и оказываюсь в объятиях чьих-то рук. Подняв лицо, вижу недобро усмехающегося Бориса. Его губы шевелятся, и голос прорывается сквозь шум в ушах.
— Начинай учиться покорности, кроха…
Я хочу ему ответить, сказать что-то ядовито-колючее, поставить на место, но тело предаёт меня, и сознание сворачивается в одну яркую святящуюся точку, которая постепенно гаснет.
Застонав, я заставила себя собраться с силами и всё же поднялась, садясь на кровати. Из ослабших пальцев выскользнуло нечто и с глухим стуком упало на пол. Тусклого фонарного света, проникающего сквозь неплотно задернутые шторы, хватило, чтобы понять, что я сижу на кровати в гостевой спальне, которой обычно пользовалась, оставаясь в ненавистном доме Далимова.
Нащупав ночник, включила лампу и стёрла выступившую испарину со лба. От охватившей слабости дрожали руки. Расставив пальцы, я вытянула перед собой ладонь и попыталась сфокусировать взгляд на ней.
— Твою ж… — вырвалось у меня. И, чтобы не упасть, пришлось опереться рукой в стену.
На светлых обоях порочно заалели отпечатавшиеся дорожки пальцев. Мои руки были выпачканы кровью. КРОВЬЮ. Ей же оказался забрызган и подол платья. Роскошная ткань, покрытая россыпью крохотных уже свернувшихся капель, смотрелась особенно жутко.
Необходимо повернуться к кровати. Я понимала, что промедление бессмысленно. Кровь не принадлежала мне. Эта липкая, едва теплая субстанция на моей коже и одежде была не моя. Несмотря на слабость и шум в голове, я не ощущала повреждений в теле.
На ковре, прямо под моими ногами лежал нож. Подобный я видела в кабинете Рустама. Кинжал висел на стене, среди других клинков, но всегда казался мне слишком изящным для мужских рук. Иногда я проводила по нему пальцами, замирая от опасности порезаться об тонкое лезвие.
— Соберись, — повторила я с нажимом. — Надо… Так надо…
Липкий страх оцарапал горло. Мне удалось сдержать, рвущийся наружу крик. Он застыл на сжатых губах, отразившись от равнодушных стен лишь прерывистым дыханием.
