… Диссертация, снега и книги, в которые можно уйти, чтобы не спрашивать себя: мне действительно нравится жизнь, которой я живу? Я действительно этого хотела? Хотела ли я этого или чего-то другого? Неудобные вопросы — тем неудобные, что я отлично знаю ответы. Книги я пишу всю жизнь. И хочу, чтобы они печатались. Хочу зарабатывать этим. А никакой не медициной! И, чтобы забить эти неудобные мысли, беру чью-то чужую книгу и ныряю в неё с головой…
Ну да, рука моя не потянулась к Двудомскому даже в период аспирантуры. Но был перед глазами пример подруги, умной и образованной, нестандартно мыслящей, которая во время крупных семейных передряг перешла на рацион, состоящий исключительно из любовных романов. Что естественно, то не позорно! Так что я решила, что работаю для людей, находящихся в сложной жизненной ситуации. Эдакая сестра милосердия. Да, я не открываю своего имени, но это и неважно: не всё ли равно для больного, в чьей руке блеснёт шприц с обезболивающим? Думая об этом, я проникалась к читателям Двудомского искренней симпатией. Отдохните, мои дорогие, а я буду стараться, чтобы вы получили удовольствие. Тем более что мне самой это не противно…
— Тебе это точно не противно?
Олег избавился от предчувствия, что я не смогу справиться с этой работой, убедился: справляюсь. Даже с удовольствием слушал о том, как меня на ней полюбили. Ему нравится, когда меня хвалят. «Жена — слава мужа», — повторяет он в такие моменты.
— Мне нормально. Более чем! Я даже втянулась.
Дело происходит за завтраком. Беру крекер из пачки.
— Хотя на самом деле все милицейские детективы — лютое безобразие.
— Лютое! — подхватывает Олег. — Нечеловеческое! Ангелическое!
Это из передачи «Финал мира». Произносить надо голосом Дудина — тем самым, который пробудил меня от медицинской спячки ещё до прихода в ИЖЛТ. Сижу, понимаешь, над своей диссертацией за полночь, фоточки опухолей в разрезе на листики клею, чтоб не заснуть, включаю радио — и тут, блин, текст Жана Рэ в сочетании с интонациями, подымающими мёртвых со дна Тихого океана, у меня аж фотографии из рук выпорхнули. Подумала: то ли пророка слышу, то ли гения. То ли впечатляющего, но пережимающего с пафосом актёра. Впоследствии, когда я с Дудиным познакомилась, чаша весов склонилась в сторону гения. Пять языков в анамнезе, среди них — латынь и греческий, рассуждения буквально на любую гуманитарную тему, в какую ни ткни пальцем. Не Искушевич, но близко. И гораздо нестандартнее. И не так академично.
