Половник выпрямил, нельзя такую знатную стряпуху без орудия труда оставлять. Интересно, это повариха Лу по голове бить научила или та у Лу нахваталась? Туманный супец наивкуснейший, последний раз я его в юности ел, лет так пять тысяч назад. А теперь можно и поговорить, свет свечей располагал к разговору.
— И что Меч, каков приговор?
— А ты какой ждешь?
— Так все ж понятно, ненависть есть, страх есть, угнетение есть, что тебе для уничтожения еще надо-то?
— Ненависть есть, застарелая, по привычке, передаваемая по наследству. Да и страх есть, родовой, фресковый. Ты когда последний раз им являлась? Лет двести назад?
— Двести пятьдесят. Так сам знаешь, церемониальный костюм, дань векам, традиции, шипы, шлемы, рокочущий бас и прочие радости, с ним связанные.
— Так одна явилась, без войска.
— А зачем?
— Чтоб правильно все было, как надо, как они себе это представляли. Угнетение есть, только отними его у угнетенных, так глотку за него перегрызут.
— Не тяни уже, приводи приговор в исполнение, и так много времени с тобой, гуляя, потеряла.
— А что еще насобирал, узнать не хочешь?
— Не особо. Я ж не слушаю не хвалу, не хулу.
— А как же благодарность за дела твои?
— Сколько Властелинов в ожидании благодарности озверели, ты ж их и наказывал, а многих даже убивал. Поступаю как считаю нужным, а там, что хотят, то пусть и говорят, или вон в совет жалуются.
— А зря не слушаешь. Знала бы тогда, что и благодарность есть. Женщины молятся, чтоб так все и было, войны нет, голода нет, за детей спокойны, за мужей не переживают.
— Тебе по части женщин видней.
— Да и вот, к примеру, Грин уж как благодарен, даже прошение за тебя писать хочет. А знаешь почему?
— Нет.
— Что дочь его жива. Он мальчишкой просидел сутки в овраге рядом с сестрой, что раньше времени родилась, тогда их просто выкидывали и всего делов. Это сейчас спасают, и его дочу спасли.
— Это не я спасла, а лекари.
— Так ты ж могла их запретить.
— Могла, не могла, что хочу, то делаю. Голову рубить будешь?
— Нет, не за что тебе рубить, даже штраф за отсутствие регистрации не выпишешь
— Не выпишешь. Постоянная регистрация после пятисот лет владения положена, а пока могу и без нее властвовать. Но раз голову мне сегодня рубить не будут, могу поработать немного.
— Чем силу прятала?
— Ничем. У тебя особенность знать, где смерть тебе подобных, у меня — быть человеком. Правда, с тобой это очень болезненно оказалась, чуть не убил. Пририна, мне отвар в кабинет и печенек любимых, придется бумаги всю ночь разбирать.
