Опять мрачный лес. Сглупил, сначала плащ её высушил, вот и сидит в него, закутавшись, ждёт, когда остальное высушу. Небольшой костерок, чая ей захотелось, так тяжко вздохнула о невозможности, что нагрел в ладонях воду, родник был чист, что удивительно для такого места. Она в воду каких-то трав и ягод накидала, и не боится же подножного корма.
Можно было и чашку сделать, но куда приятней, когда её ладони к моим прикасаются.
— Тебе отдохнуть надо.
— И тебе.
— Я не устаю. А тебе поспать бы не мешало.
Собрал хвои, накрыл плащами, пусть хоть некое подобие матраса будет. Лу уснула сразу, умаялась за столько дней, она всего лишь человек. Двести лет так мало.
— Я придумаю что-нибудь, Лу, обязательно.
— Пора?
— Можешь ещё поспать, спешить некуда.
— Есть куда. К вечеру на хуторок выйдем. Там сыр, какой же там сыр.
— Стоп, это тот, что Мирт нахваливал?
— Ага.
— Так сюда любой добраться может?
— Конкретно сюда?
— Да.
— Нет, дураков таких нет — через болото лезть. Так что тут почти девственной лес, вот через вал переберемся, там уже хоженные земли.
— И как туда попадают?
— Через перевалы.
— И почему мы так не пошли?
— Так это три недели пути, а так всего три дня, да и меньше ответвлений на пути, а то так до зимы с тобой прогуляю.
— Сколько надо, столько гулять и будем!
— Не, я только на полгода контракт подписывала, дальше сам пойдёшь.
Ну, что я могу сказать, сыр неплох, проводник лох, проглядел в договоре пункт о продлении срока, только оплата втройне, ничего, Совет не обеднеет.
ГЛАВА Двадцать четвёртая неделя
Вот и туман. Он настиг нас на перевале, плотный, серый, знакомый. Могу поклясться, что его запах мне знаком, все тот же пряный, что и в детстве.
— Ты не видишь дорогу, тебе лучше держаться меня.
— Привяжешь?
— На себе понесу, так надежней.
Да и мне приятней.
— А шея выдержит?
— Сомневаешься?
Подхватил, усадил, как когда-то давно сестру катал.
— Держись.
— За уши?
— Можешь и за них.
Не оторвешь, надёжно приделаны. Мне их как-то Тёмный Властелин нуль-пять-тринадцать пытался открутить, не получилось, а у него силы было побольше, чем у моей косули.
— Как тебя зовут-то по-настоящему? — решил я все же спросить после трёх часов приятнейшей прогулки в тумане. Когда бы я ещё её ноги со всем правом поглаживал.
— Сам же Лу нарёк.
— А на самом деле? Не Бродяга же.
— Надо было слушать, когда хотела говорить. А теперь поздно. Да и по поверьям этой стороны чужакам лучше имя не говорить, ещё сущность украдут.
— Вредничаешь. Ладно, узнаю, выведаю. Вот мы когда в Совет вернёмся…
