— Я уже не могла уйти, — лепетала Нен-Нуфер. — Но я не вышла к ней, святой отец! Я спряталась за колонной и молилась, чтобы Хатор смилостивилась над нашей царицей и всеми нами. Я знаю, святой отец, что не смею поднимать глаза на жену Его Святейшества, и клянусь, что глядела только на статуи богов…
— Не плачь, милое дитя, хоть твои слёзы и чисты, а молитвы приятны уху богов. Мы все молимся о нашей царице. И твои молитвы будут куда сильнее, когда Хатор примет тебя в число своих жриц. После празднеств я отведу тебя к мудрой и прекрасной Тирии.
Нен-Нуфер поцеловала руку жреца, но лишь тот скрылся за поворотом, она с прежними рыданиями бросилась к ногам Исиды. Самые великие страхи свершились — её отдают Богине, обрекая на безбрачие, а ведь жена Амени обещала забрать её в город и отыскать жениха. Второй год в её теле расцветает красный цветок, и второй год её преследуют странные видения, в которых её обнимают крепкие мужские руки. И, если раньше она считала себя плохой и, сжимая в руках крохотную фигурку Исиды, которую носила на простом шнурке, молила богиню простить ей мысли, которые не посещают порядочную девушку Кемета, то теперь, когда её, вместо молчаливых невольниц, окружали болтливые танцовщицы, поняла, что давно пришло её время подарить тело мужчине и стать матерью, ведь Никотриса всего двумя годами старше, а уже четвёртый год Великая царица.
Собрав последние силы, Нен-Нуфер поднялась с ледяных плит и направилась к пристройкам, только вместо того, чтобы позавтракать, собрала в корзинку лепёшки, сладкие финики и немного пальмового вина, к которому сама никогда не притрагивалась, но которого вдоволь было у невольников. Незамеченная она покинула храм и направилась в Долину Царей, моля фараона простить такое скромное приношение его отцу. Обычно она оставляла с ужина самое лучшее, но вчера она не ела, да и нынче не собиралась в гробницу, но плакать в храме Нен-Нуфер боялась. Амени мог увидеть её и осудить за проявление печали, когда сердце должно было возликовать от оказанной милости.
Когда её в числе прочих танцовщиц, наставницы первый раз отпустили в город, она не пошла с шумными девушками на рыночную площадь, боясь получить от Пентаура нагоняй за легкомыслие. Она последовала за плакальщицами и, отстав на половине пути от похоронной процессии, оказалась среди гробниц царского дома. Усыпальница фараона Менеса оставалась открытой, и Нен-Нуфер вошла под своды молельни и возложила на жертвенник горсть фиников, которые захватила в дорогу. Такого скромного подношения эти стены ещё не видел, и Нен-Нуфер склонилась перед дверью, за которой находилась статуя фараона, объясняя, что это всё, что у неё есть. И через мгновение поймала себя на том, что рассказывает фараону всю свою жизнь. И так, всякий раз, когда их отпускали из храма, она стала приходить к фараону, как другие приходят к родителям. И лишь перед духом Менеса она не скрывала своих страхов, тайных желаний и порой слёз, хоть всегда просила прощения за слабость.
