— О, милый.
— И я слетаю с катушек, — сказал я, вытирая глупые слезы ладонью. — И мне больно.
— Потому что ты влюбился в него, — прошептала Лола.
Раздались какие — то голоса, и Габ отошел от двери, но мой пьяный в дупель разум зацепился за последнюю фразу Лолы. Я вытаращился на нее, но не смог вынести жалости в ее глазах и отвернулся, уставившись в стену. Я пытался подобрать слова, чтоб поспорить, но не преуспел. Никогда бы не подумал, что докачусь до такого. Никогда бы не подумал, что влюблюсь. Снова выступили слезы, и я закрыл ладонями глаза.
— Хреновы глупые слезы.
Она сжала мою руку.
— Знаешь, почему я занимаюсь своим делом? — задал я вопрос, смотря на нее. Слова были переполнены слезами. — Эмоциональная отрешенность. Расстояние и разграничение. И никто не скажет, что не хочет меня.
И вот оно.
К этому все всегда сводилось.
Никто не скажет, что не хочет меня.
— О, Спэнсер, — прошептала Лола. Из глаз хлынули слезы. — Эндрю — не твоя семья.
Я покачал головой и глубоко вдохнул, силясь взять себя в руки. Не вышло.
— Он тоже не захотел меня, — сказал я. По щекам побежала новая волна слез.
Помещение начало кружиться, и моему глупому мозгу потребовалось время осознать — передо мной стоял Эндрю. Глаза широко распахнуты, без сомнений, мой видок на полу в полубессознательном состоянии шокировал его. Он наверняка слышал слова Лолы о моей семье. Я смахнул свои глупые слезы. В этот же момент Лола обернулась посмотреть, на кого же я глазел. Она поднялась и подошла к нему, прошептала что — то, я не смог разобрать что именно. Я подогнул колени и снова прижал ладони к глазам.
Подняв взгляд, я ожидал, что он уже ушел. Ожидал, что он сбежал, скрылся от пьяного, ревущего на полу чокнутого. Но он был здесь. Поднял бутылку бурбона и усадил свою задницу рядом со мной. Вместо того чтоб назвать меня дураком, вместо того, чтоб назвать меня нежеланным, он поднес бутылку к губам и сделал глоток, зашипев от горечи.
— Эндрю, — попытался я начать, но голос надломился.
Он опустил свою ладонь на мою руку и крепко ее сжал.
— Все хорошо.
Я покачал головой.
— Эли?
— Эли больше нет.
О, боже.
— Это моя вина. Я лажанулся. Прости.
Он отхлебнул еще бурбона и снова стиснул мою руку.
— Нет, не ты. Он. Но я рад, — пояснил он. — Благодаря нему я встретил тебя.
Сердце барабанило, а он произносил такие правильные слова и, увидев меня, не умчался подальше отсюда километра на полтора, значит, я вроде как получил шанс. Отчего поток новых слез хлынул из глаз.
