— Ты можешь в точности повторить слова про Деву?
— Я… Да, наверное. Там было: «Говорят, что Каменная Дева знает, когда ее дети нуждаются в ней. Только нет у ней сил помочь, потому что опутали путы высокую грудь, да стынут ноги в сырой земле. И только обряды дают ей силу услышать своих детей. И плачет Дева не о погибших в тех обрядах, а о том, что с каждым днем голоса ее детей все тише».
Пока я говорила, Альгидрас не сводил с меня взгляда, и тени причудливо переплелись на его лице, снова делая его почти мистическим существом. Мне стало жутко. Непроизвольно я потянулась к лампе на столе и передвинула ее в сторону, чтобы отблески сместились. Впрочем, это несильно помогло.
— Она в Свири! — вдруг произнес Альгидрас, щелкнув пальцами.
Я разом забыла все свои горести.
— В Свири? С чего ты взял?
— Дева — Святыня воды. Ее могли привезти лишь водой. Унести далеко ее не могли, потому что любой человек, не относящийся к роду, который она хранит, не может находиться рядом с ней долго. Свирь же отстроили воины с севера.
— Да, — прошептала я, невольно вспоминая начало своего рассказа.
— Эти воины и привезли Деву в княжество.
— Подожди! Но они ушли, а Дева осталась. Как же тогда свирцы живут рядом с ней?
— Все просто. Она хранит их род. Род здесь не родство, а место, понимаешь?
— Как ваш остров?
Он кивнул.
— Но кто глава рода? Радим?
Альгидрас медленно покачал головой.
— Ты не поняла еще? — спросил он.
Я уставилась на него, лихорадочно соображая. Я слышала о роде, только когда он разговаривал с…
— Миролюб?! — воскликнула я. — Но как такое может быть? Он же даже не в Свири, он…
— Он в княжестве. А Свирь — часть княжества. Хранителем был его дядька. Теперь он.
Я почувствовала, как по коже бегут мурашки.
— Это все сон какой-то. А Миролюб знает?
Альгидрас развел руками, и я заметила, что повязка на его правой ладони почти размоталась.
— Ты нашел что-то полезное в свитках?
— Немного. Они были написаны до разделения Святыни. И мне кажется, части из них нет.
— Нет у Миролюба или он не показал тебе?
Альгидрас усмехнулся и снова развел руками.
— Ты доверяешь ему? — сама не понимая зачем, спросила я.
— А ты?
— Не знаю. Он единственный, кто на моей стороне здесь.
Я сама не ожидала горечи, прозвучавшей в моем голосе. Тут же спохватилась, что Альгидрас воспримет это как упрек. Вероятно, он и воспринял, потому что вздохнул и, обойдя стол, сел напротив меня. Он протянул левую руку и легонько коснулся моих пальцев.
— Я не упрекаю тебя, — твердо произнесла я. — Ты и не должен ничего мне…
