Но в его лице я увидел лишь правду и убежденность. Не в силах в это поверить, я покачал головой. Он не мог… нет, это было невозможно…
Мне на плечо легла ладонь Иуды.
— Брат, — тихо произнёс он.
В одно мгновение выражение его глаз изменилось с жестокого на доброе, со злобного на любящее… эти глаза снова принадлежали не Пророку, а моему брату.
Мне хотелось сказать, скинуть его руку и сказать ему, что мне известно, что он лжет. Но это было не так. Потому что я его знал. Я знал, когда мой брат-близнец лгал… Я не понимал… Не мог сосредоточиться… казалось, он говорил правду… у меня слишком болела голова, интуиция меня подводила…
— Брат, — снова попытался Иуда.
На этот раз я устало поднял на него глаза.
— Сегодня сороковой день твоего наказания. Ты искупил свою слабость и заблуждение.
Я покачал головой.
— Нет, прошло тридцать пять.
Я не знал, зачем спорю о том, сколько прошло дней, ведь это совсем не важно. Но мне было просто необходимо хоть что-то настоящее. У меня больше не осталось ничего настоящего. Ничего.
У меня на стене стояло тридцать пять засечек.
Не сорок.
Тридцать пять.
— Какое-то время ты провёл без сознания, брат. После некоторых наказаний ты надолго отключался. В самом начале, когда память о твоей измене была ещё свежа, и наказания были суровее. С тех пор прошло сорок дней и сорок ночей, как того и требуют наши священные книги. Пока ты отбывал своё наказание, я тебя избегал. Ты должен был искупить свои грехи точно так же, как в детстве. Вдалеке от тех, кого любишь. Сегодня я здесь, чтобы узреть твое раскаяние и вернуть тебя в наши ряды, — его лицо смягчилось. — В мои объятья и веру.
— Раскаянье? — растерянно спросил я.
Казалось, всё мое тело онемело: кожа, плоть и кости. Но от его слов у меня в голове снова запульсировала боль.
— Да, — мягко сказал Иуда. — В своих грехах. В том, что утратил веру в Орден… в меня.
У меня внутри все сжалось от того, с каким состраданием он на меня смотрел. Как при взгляде на меня смягчились его черты. Он смотрел на меня, как на брата.
Иуда потянулся вниз и обхватил мою ладонь. Я взглянул на наши сцепленные руки — мои грязные и израненные, и его чистые, и гладкие. Он слегка сжал мои пальцы, и я едва удержался от крика. Я поднял на него взгляд. Его карие глаза блестели.
— Иуда, — прохрипел я, почувствовав, как боевой дух покидает мое сердце.
— Покайся, брат, пожалуйста. Пожалуйста… ты…, — он откашлялся. — Ты должен быть рядом со мной.
Иуда тихо засмеялся.
