— Иди ко мне, — продолжая смеяться, он обнял меня одной рукой, в другой держа тлеющую сигарету, и прижал к себе так сильно, что мне стало больно. — Обещай мне, Алиса…
— Что?
— Обещай, что не изменишься. Останешься такой же.
— Я не совсем тебя понимаю.
— С возрастом люди теряют способность говорить и делать что-то спонтанно, не думая. Некоторые считают, что мы умнеем, кто-то, что надеваем на себя маску. Как защиту от внешнего мира, дань воспитанию, общественному мнению.
— А как считаешь ты?
— Я думаю, что человеческие чувства просто изнашиваются, притупляются. Мы устаём. Нас перестают радовать простые вещи, а непосредственность и свежие порывы мы считаем глупостью или недостатком воспитания. Не слушай их, Алиса. Если из десятков людей, окружающих тебя, найдётся хотя бы парочка, кто тебя поддержит, знай — это твои люди. Держись их. И не поддавайся другим.
— Хорошо, — сказала я после небольшого раздумья. — И в благодарность за твой совет, так уж и быть, расскажу несколько историй о себе.
Александр разжал объятия, и я села. Мне нравилось смотреть на него. Мне нравилось, когда он смеялся и морщинки собирались в уголках глаз, разбегаясь лучиками к вискам. Мне нравилось, что, развлекаясь сама, я развлекала и его тоже.
— Однажды я была уличной танцовщицей, веселила народ, и тем зарабатывала себе на кусок хлеба, — начала я. — Меня увидел один богатый господин. У него были очень красивые синие глаза, блестящая чёрная карета и доброе сердце. Он отвёз меня в таверну и накормил. И потом ещё кормил не один раз, сытно и вкусно. Он был очень добрый…
Александр снова засмеялся. Он выпустил вверх очередную струю дыма, с интересом слушая меня.
— Потом ещё я была Спящей Красавицей. Я спала долго и очень крепко, и никто не мог меня разбудить. Но пришёл прекрасный принц, у которого тоже были синие глаза. Обычно Спящих Красавиц прекрасные принцы будят поцелуями. Но у того принца были инновационные методы…
Я несла бред, за который Юрка уже давно бы обозвал меня глупышкой, но Александр в который раз только рассмеялся. И в его смехе, и в его глазах были искреннее веселье и одобрение — он смеялся не надо мной, а лишь над тем, что я говорила.
— Как-то я была наложницей в доме одного падишаха, — продолжала я отвлекать его от заданного в начале разговора вопроса. — Я провинилась, оставив хозяина грустить в одиночестве, и он наказал меня. Он разгневался, и его синие глаза стали холодными, словно лёд. Хозяин положил меня на лавку и наказывал, наказывал, наказывал…
