— Так рано? — удивляется Светлана, а я пожимаю плечами.
— Да. Спать охота. Спасибо, было вкусно, — криво улыбаюсь я, и лгу ей в лицо — я даже ничего не попробовал.
Киваю на прощанье отцу, выхожу в коридор, впихиваю ноги в обувь, накидываю быстро куртку и выметаюсь в подъезд, до того момента, как Светлана придет закрыть за мной и попытается снова что-нибудь ляпнуть идиотское. Я и так в ярости. Стоит мне услышать еще какую-нибудь дичь от нее про домики, телевизоры и шкафы — и я прямо сейчас поеду и трахну ее дочь. В рот. На глазах ее свиноподобного мужика.
Вызываю такси через приложение, спускаюсь вниз, на улицу, стреляю сигарету у каких-то бомжей и закуриваю. Дым поднимается в небо, пока я задумчиво пялюсь на звезды, ожидая такси. Сука, ради такого я отпуск возьму. Пары недель хватит. За пару недель эта сучья семейка покажет свои истинные лица.
Домой я добираюсь через полтора часа по пробкам. Охреневая от насыщенного денька просто падаю лицом в подушку, как был — в одежде и засыпаю.
Утром меня будит будильник, который я забыл отключить вчера. В башку тут же врываются мрачные мысли, которые я перетирал вчера — безрезультатно, и я хмуро иду в душ. Становлюсь под горячие струи воды, зажмуриваюсь. Перед глазами снова губы нимфы. И в ушах звучит ее голосок. Черт, я не могу думать о серьезном с утренней эрекцией.
Я слышу неожиданно звонок в дверь и чертыхаюсь, закрывая кран. Повязываю полотенце на бедра, отметив, что стояк я хер прикрыл, и высовываться из-за двери мне не стоит, и иду в коридор. Кого там черти принесли в такую срань? Сука, холодно. Надо было хотя бы вытереться.
Поворачиваю замок, открываю дверь, и…
Поговорив с мамой, я откладываю мобильник и туплюсь в свое отражение в зеркале шкафа-прихожей. Взлохмаченная, не выспавшаяся, с красными глазами и помятой щекой красавица. Пытаюсь сообразить, почему европейский сынок Павла Георгиевича, привыкший к сервису, сам взялся за разбор мебели, но поняв, что ответ на этот вопрос я все равно не получу, плетусь в ванную. Моюсь под прохладным душем, думая о том, что будет, когда Васька вернется.
Сколько его продержат? День? Три? Неделю? Потом он станет шелковым. Может, месяц-другой даже не будет пить. А после… опять за старое.
Мне уже не помогают призрачные надежды и вера в лучшее, потому что Ваське не помогла ни кодировка, ни батюшка, ни бабка-знахарка, ни страх оказаться за решеткой, ни потеря работы, ни подорванное здоровье. Он увяз в болоте и туда же тянет меня, дуру…
