И вот настал тот день, когда они с Павлом Георгиевичем осмелились познакомиться с детьми. Он договорился о приезде своего сына из Австрии, а мама уладила вопрос со мной: конкретно — поведение моего муженька. Вроде пообещал быть белым и пушистым зайкой. Очень надеюсь, что хватит ума и терпения. Краснеть за него мне не впервой, но оконфузиться перед маминым мужем и его тридцатитрехлетним состоятельным сыном как-то не особо хотелось.
На замазывание синяка на лице я трачу вдвое больше времени, чем на макияж. В результате выгляжу довольно мило. Подчеркнула свои голубые глаза, на фоне которых даже темно-каштановые волосы заиграли яркостью, и нанесла блеск на пухлые губки.
Роясь в шкафу, признаю, что надеть, по большому счету, совсем нечего. Есть платье, которое я еще до свадьбы покупала и всего пару раз надела, но к нему нет туфель. Впрочем, у меня вообще нет туфель! Купить не на что. Есть старые мокасины и слипоны. А с ними только джинсы. Выбираю самые приличные из двух имеющихся, но нахожу на них пятно. Похоже, вчера в зоомагазине, где работаю продавцом-консультантом, попугай нагадил, когда я его покупателям в коробочку убирала. А я и не заметила.
Качаю головой, бросаю эти джинсы в корзину для белья и беру другие. Господи! На них уже колени вытянулись, вот-вот со скрипом расползутся. Но деваться некуда. Надеваю их и клетчатую рубашку, в которой еще на паспорт пять лет назад фотографировалась.
Не жизнь, а сказка! Представляю, что было бы со мной, пригласи мама и Павел Георгиевич нас в ресторан… Наверное, у меня срочно поднялась бы температура.
Расчесываюсь, чмокаю Тимошку в носик и выхожу из комнаты. Васька уже плечом шкаф в прихожей подпирает. Тоже надел джинсы с прожженной сигаретой дырой на бедре, помятую футболку и ветровку, в которой совсем на гопника похож.
— Вась, ну я ж тебе рубашку и брюки погладила, — улыбаюсь я.
— Че я как лошок в них буду! — фыркает он. — Обувайся давай, заебался ждать тебя. Куда нафуфырилась-то?!
— Я же немножко, Вась. Чтобы тебе стыдно за меня не было. — Я напяливаю слипоны, беру сумку, замечаю потертость на швах кожзаменителя и отставляю ее, не желая позориться и мужа позорить. Достаю из нее свой старый кнопочный мобильный, пишу маме смс-ку, что мы выходим и, сунув его в карман джинсов, говорю: — Я готова.
— Наконец-то, блядь! — Васька ногой открывает дверь и идет к лифту.
Защелкивая замок и убирая ключи в другой карман джинсов, я иду за ним. Мы молча спускаемся, и восемь этажей мне кажутся всеми восьмидесятью. Васька рассержен так, что слышно его тяжелое дыхание у меня за плечом. Еле сдерживается, чтобы скандал не закатить, как ему осточертела теща и я со своей тягой к семейным ужинам.
