Постепенно становилось темнее. Стены, казалось, впитывали слабый свет фонаря, почти не отражая его обратно. Довольно скоро мне пришлось передвигаться практически на ощупь. Нужно добыть фонарь помощнее, прежде, чем снова спуститься сюда.
Потолок сделался ниже, стены постепенно сходились. Отчетливо ощущался спуск. Я преодолел метров десять от входа, когда порода под ногами вдруг подалась, и я почувствовал, что соскальзываю вниз.
Все произошло так внезапно, что не было времени крикнуть. В полной темноте — фонарик выпал из руки и погас — я пытался уцепиться за стены или пол, но не мог нащупать ничего подходящего. Так, размахивая руками, я доехал до края провала и полетел вниз.
Пролетев около метра, я повис на веревке и, не успев вовремя поймать ее, сделал сальто в темноте и здорово приложился головой о стену. Было больно, очень страшно, штаны подтянулись почти к самому горлу и сдавили промежность, но я был жив, и падение закончилось.
Повезло.
Наверху кричали. Сквозь шум в ушах, слов было не разобрать. Потом веревка дернулась и потащила меня наверх. Немного оглушенный ударом, я пытался вяло помогать, но без особенного успеха. Через несколько минут ужаса (я почему-то решил, что не смогу найти обратной дороги), я коснулся руками пола штрека. Сверху продолжали тянуть, и мне пришлось активно работать руками и ногами, залезая в узкую кишку штольни, чтобы не быть разорванным отчаянными усилиями Виктора Анатольевича.
Оказавшись на твердом полу, я упал на живот и часто, по-собачьи, задышал. Веревка снова натянулась.
— Не тяните! Хватит!
— Ты живой? — закричал Виктор Анатольевич.
Даже в окружении темноты и боли глупость этого вопроса заставила меня улыбнуться.
— Нет. Я мертвый. Я ползу сожрать ваш мозг.
При этом я, действительно, медленно полз вперед. Тело саднило, голова раскалывалась, но зато я ничего сломал. И на том спасибо!
Мое жалкое появление на свет Божий Виктор Анатольевич прокомментировал кратко.
— Ешкин кот!
Щурясь на солнце, я прислонился к холмику и ощупал голову. На ладони осталась кровь.
— Дай посмотрю.
Умение Виктора Анатольевича врачевать представлялось сомнительным, но я не стал сопротивляться — его желание помочь сродни стихийному бедствию. Лучше не вмешиваться. Покрутив так и этак мою несчастную башку, он вернул ее в исходное состояние и принялся цокать языком и качать головой.
— Там глубокая царапина. Я промою и завяжу, но тебя надо срочно Игорю показать. Вдруг сотрясение?
