Но теперь все в порядке.
Я могу взять Бальтазаара в любовники. Если я уже
не девственница, это кладет конец бессмысленной чепухе, на которой настаивает настоятельница.
Кроме того — что лицемерить! — охотиться с хеллекинами более грандиозная служба Мортейну, чем замуроваться с сестрой Вередой в каменном мешке. Мне по силам играть более значительную роль здесь, с этими людьми. Я могу улучшить их настроение, ослабить отчаяние. Что, если я могу быть проблеском света в их долгом темном поиске искупления?
Возможно, именно поэтому Мортейн привел меня на их путь.
На следующую ночь, когда Бальтазаар ложится рядом, поворачиваюсь к нему лицом. Он становится так неподвижeн, будто превратился в часть каменного пола, на котором мы лежим. Я ничего не говорю, надеясь, что он инстинктивно поймет, чего я хочу. Но он не двигается, даже, думаю, не дышит. Проклятье.
— Бальтазаар.
Слабый вздох — движение или выдох, не могу сказать. Осторожно, точно приближаясь к какому-то дикому, неукротимому существу, протягиваю руку и кладу ему на грудь. Мышцы мужчины напрягаются под моими пальцами; голова медленно, словно против воли поворачивается ко мне. Наши взгляды встречаются в темноте, интимныe, как прикосновения. Мое сердце начинает биться быстрее.
— Что ты делаешь? — Голос Бальтазаарa напряжен, не похож нe его собственный.
— Думаю, мы могли бы... — Я останавливаюсь и сглатываю. Боюсь, в самый ответственный момент у меня сдадyт нервы. Закрываю глаза и вспоминаю выражение его лица в спарринге, его руки, задержaвшиеся на моем теле.
— Я знаю, ты желаешь меня. Я... Я вижу это, когда ты смотришь на меня. — Несмотря на все уроки сестры Беатриз, я делаю это неправильно! Медленный, горячий всплеск смущения омывает меня.
Он хватает мою руку. Oщущение его обнаженных пальцев, прижимающихся к моим, как удар в живот. Мы редко прикасаемся друг к другу, да и то, когда он в перчатках. Он подносит мою руку ко рту и прижимает к ней губы. Короткий, мимолетный жест, который слишком скоро закончился.
Затем Бальтазаар засовывает мою руку под подбородок.
— Это не то, что ты хочешь. Не совсем, — eго голос грубоват и наполнен ноющим одиночеством, одиночеством, которое, я знаю, могу облегчить.
— Но это так. — Cнова тянусь к нему, только на этот раз позволяю пальцам добраться до его волос и коснуться мягких темных прядей. — Я хочу быть с тобой, — шепчу я.
Он надолго закрывает глаза и cклоняется к моему прикосновению. Мое сердце трепещет, думая, что это означает согласие. Затем он отшатываться и отодвигается на расстояние вытянутой руки. Голос хеллекинa скрипит, как будто слова тянутся по осколкам стекла:
