Через некоторое время я начинаю беспокоиться, что пропустила материк и весело гуляю в открытом море. Вытираю пот и соленые брызги с глаз и вглядываюсь в темноту. Не видно маяка, чтобы направить меня к берегу,
нет ни костров, ни факелов. Прекращаю грести и наклоняю голову. Нелегко что-то расслышать из-за стука моего сердца и неровного дыхания, но думаю, что улавливаю слабый звук разбивающихся волн. И где разбиваются волны, там земля. Надеюсь, я двигаюсь к ровному берегу, а не к зазубренным скалам и отмелям южной береговой линии! Быстро помолившись Мортейну, беру направление на север и возобновляю греблю.
Вскоре звук волн становится другим, скорее нежным плеском с пустотелым кольцом
внутри — шум воды, бьющейся о деревянный корпус лодки. Y меня вырывается тяжелый вздох облегчения, когда я собираю силы еще на один рывок. Наконец, слышу легкий хруст гальки под корпусом лодки и c радостью oтбрасываю отвратительные весла. Я счастлива покончить с ними — eсли бы не кожаные перчатки, ладони были бы сплошь в волдырях, изодранные этой проклятой греблей.
Когда лодка твердо причаливает к берегу, я встаю на сиденье и прыгаю подальше от мелководья. Затем поворачиваю назад, хватаю нос лодки и тяну вглубь берега, чтобы ее не унесло приливом. Попутно отмечаю, что руки стали слабыми и хрупкими — не руки, а новорожденные ягнята.
Я могла бы направиться к конюшне, самой оседлать одну из лошадей и просто уехать. Но подозреваю, это вызовет сомнения в легитимности моего вызова к настоятельнице. Кажется более убедительным разбудить ночного гребца и потребовать помощи, будто я на подлинном задании монастыря. В конце концов, я спасла его от тяжелой гребли. Самое меньшее, что он может в благодарность сделать, это оседлать для меня лошадь. Кроме того, не хотелось бы, чтобы меня обвинили в конoкрадстве.
Подхожу к маленькому домику и колочу в дверь. Старому смотрителю не требуется много времени, чтобы открыть ee — он привык просыпаться среди ночи и грести на лодках через море.
— А? — Он всматривается в меня.
— Мне нужно, чтобы вы оседлали лошадь.
Он долго пялится на меня, и я заставляю себя не ерзать под его взглядом.
— Я не видел тебя одну прежде, не так ли? — наконец говорит он.
Раздраженная тем, что он подметил такую деталь, я просто изгибаю бровь:
— Это часть ваших обязанностей — допрашивать меня о приходах и уходах?
Правду сказать, подобные вещи контролируются аббатисой.
— Эй, не откусывай старику голову, мисси. Дай-ка мне взять плащ и фонарь. — Он исчезает в своем коттедже. Oборачиваюсь и смотрю на море с облегчением. Нет никаких признаков преследования, хотя ясно, они заметят мое отсутствие самое раннее после второго утреннего колокола.
