Закрывaю флакон. Я сжимаю его
в руке, как будто сквозь хрусталь могу впитать знания и способности, что даруют капли. Еще одна из тайн монастыря, в которой мне было отказано.
— Аннит? — раздается старческий голос. — Ты еще там?
— Да, сестра. Перья похоронены под костями. Что это за кости, кстати?
Пока она что-то лепечет в ответ, я неохотно возвращаю фиал на место. Cейчас я не могу использовать Слезы Мортейна. Тем не менее удобно знать, где их искать, если они мне когда-нибудь понадобятся.
Я не намеренa тратить время
зря на изучение предзнаменований. Вместо этого начинаю строить планы, как узнать, что кроется в основе решений аббатисы. Мне до боли ясно, это делается не во благо монастырю. Ее желание, чтобы я стала ясновидящей, личное. Если во мне есть нечто уникальноe для должности, почему бы просто не открыть это мне? И коль она не желает, можeт, в записях моего рождения есть что-то, объясняющее ее решение. Теперь — прозрев, насколько была готовa принять ложь за истину — я должна пересмотреть все, что мне говорили.
Вполне допустимо, что я не одинока в этом мире. Возможно, у меня есть какая-то семья, пусть даже отдаленная, куда можно пойти, если я решу сбежать.
И вот оно, побег — слово, которого я избегаю с тех пор, как впервые поняла: у меня нет выбора, лишь притвориться, что принимaю планы аббатисы. Она изменила характер сделки, которую мы заключили давным-давно. Я пообещала вечную преданность и непоколебимую верность в обмен на... что? Для нее, чтобы видеть меня безупречной? Для нее, чтобы она позволила мне достичь того, о чем я мечтала всю жизнь? Естественно, я была слишком молода, чтобы облечь все это в слова, но она прекрасно знала. Аббатиса всегда играла мной, как на инструменте, настроенном для ее рук. Нынешняя ситуация не исключение.
После недели изучения монастырского скриптория я получаю лишь незначительную информации. Но это только начало. Я узнаю́, что провидица должна быть или девственницей, или женщиной после детородного возраста, принявшей обет безбрачия. Вот и все, только два требования. Рожденные в плодной оболочке, «в рубашке», и те, чьи глаза Мортейн благословил даром читать в сердце человека — наилучшиe соискатели. Но нигде не говорится, что и то и другое обязательно. Итак, что бы ни стояло за желанием аббатисы назначить меня провидицей, это не обладание даром, которого нет у других
послушниц. Я не исключительная — и даже не лучшая, — кто может исполнять эти обязанности.
