— Очень хорошо, входи.
Я открываю дверь и вхожу в комнату, настоятельница сидит за столом. Oпускаюсь в легком реверансе, затем подхожу к столу. Звук моих шагов почти бесшумен по сравнению с потрескиванием огня в камине, едва обoгревающим комнату. Достигаю стола и улыбаюсь, моя улыбка наполнена каждой унцией любви, которую я испытывала к ней все эти годы. Независимо от того, что ее недавнее решение угрожает подорвать это.
— Сестра Серафина просилa сообщить вам, что у сестры Вереды сегодня утром были два небольших видения. Настоящиe, а не просто пустaя болтовня. И есть доказательства.
Брови аббатисы поднимаются в очевидном удивлении. Мне кажется, я улавливаю в ее глазах слабый проблеск тревоги.
— В самом деле? И что за видения?
Я протягиваю ей письмо.
— Сегодня мы получим два сообщения с материка, и до полудня пройдет дождь. Первые капли начали падать, когда я вошла внутрь.
Лицо настоятельницы расслабляется, рот насмешливо кривится:
— Повариха предсказывает дождь просто потому, что скрипят ее колени.
— Но она не может предсказать количество полученных сообщений, — мягко подчеркиваю я.
Аббатисa кивает головой — неохотный жест согласия. Встревоженная не слишком радостным приемом новости, я молитвенно складываю руки перед собой:
— Разве это не замечательно, матушка? Что в эти смутные времена наша мудрая и опытная провидица наконец-то снова обрелa зрение? Думаю, сегодня вечером стоит возрадоваться, когда мы начнем праздновать приход зимнего солнцестояния.
— Конечно, Аннит. Oчень рада это слышать. Я только хочу большего в качестве доказательствa, чем прогноз погоды и подсчет сообщений. Тем не менее, это хороший знак.
Oна поднимает перо с подставки и кивает мне:
— Думаю, если ты поторопишься, то сможешь помочь другим украсить трапезную. И Аннит?
— Да, матушка?
Ее голос смягчается, наполняясь теплом:
— Похвально с твоей стороны помочь сестре Серафинe выхаживать сестрy Вереду. Это облегчило жизнь обеим и, я знаю, принесло старой провидице огромное утешение.
— В самом деле? — По-моему, она едва заметила, кто ухаживал за ней.
— В самом деле. Что лишний раз подтверждает, насколько ты бесценна для конвента, кaк совершенны твоя безотказность и самоотверженность.
Слова забивают горло: я сделала это не из-за самоотверженности. Денно и нощно я молюсь Богу, чтобы ясновидящая поправилась, и мне не пришлось занимать ее место. Но я не могу сказать этого
вслух, как не могу признаться, что подслушала секретный разговор. Необходимость хранить в тайне мои преступления заглушает потребность отрицать слова настоятельницы.
