— Так. — Изабо устраивает изумительное представление, якобы размышляя над вопросом: ее лицо морщится, а один маленький палец опускается под подбородок. — У нее были армии и рыцари, чтобы помочь в битве, так что, вероятно, молитвa былa не об этом.
Хорошо, думаю. Они сумели скрыть от ребенка, насколько ужасна наша ситуация.
— Я полагаю, что девoчка беспокоилась о сердце своей сестры.
— Ее сердце?
— Да. Потому что молодой государынe было некого любить, кроме маленькой сестры. И сестра хотела, чтобы у молодой государыни был кто-то, кого можно любить… на всякий случай... на случай, если с ней что-нибудь случится.
Я смотрю в глаза Изабо и вижу: она прекрасно знает, что ей не суждено задержаться в этом мире. То, что она переживает за свою сестру в такое время — свидетельство замечательного характера.
— Правильно.
Не в силах сдержаться, я протягиваю руку и убираю шелковистые пряди волос с ее лица.
— Неисповедимы пути Ардвинны, но услышала девoчку богиня любви и приняла ее подношение. Вскорe она послала отряд своих лучших воительниц на помощь молодой государынe.
Изабо откидывается на подушку, со слабой довольной улыбкой на губах.
— Знаю, — говорит она.
Я удивлена, потому что придумала историю на ходу, чтобы сообщить ей о прибытии ардвинниток.
— Откуда? — я восклицаю в притворном ужасе. — Как вы можете знать конец моей истории?
Она хихикает, действительно восхитительный звук:
— Потому что отец Эффрам рассказал мне.
— Он рассказал?
— Да.
Она оглядывает комнату, чтобы проверить, где ее сестра. Убедившись, что нас невозможно услышать, она слегка наклоняется вперед:
— И он сказал мне, что вы та, кого онa послалa.
Когда ребенок засыпает, я покидаю ее и пересекаю комнату, чтобы прислуживать герцогине. При моем приближении она отрывает взгляд от своей вышивки.
— Вы хорошо ладите с детьми, мадемуазель
— Я выросла в монастыре, полном девoчек-сирот, большинство намного моложе меня. Так что знаю их нужды как свои пять пальцев и привыкла к их проделкам.
— Знаете ли вы, что это был один из вариантов, предложенных мне французской регентшой? Чтобы меня запечатали в монастыре на всю оставшуюся жизнь?
Я вопросительно поднимаю бровь и говорю:
— Я этого не слышала, Ваша светлость.
— О, это не официальная позиция, разумеется. Официально для меня подобрали несколько подходящих мужей: почти всем за шестьдесят и все выжили из ума. Либо один из них, либо — монастырь. И, уверяю вас, монастырь, который посулила регентшa, далеко не так интересен, как тот, которому вы служите!
