— Нет, не рассказала.
Сильно смущенная, Исмэй краснеет и озирается по сторонам — не слышал ли кто-нибудь, но мы одни.
— Он не мой любовник.
— Итак, ты не возлегла с ним и… — Сибелла вздергивает идеально выгнутую бровь
— Он мой жених.
Мы с Сибеллой застываем на месте. Наши соединенные руки заставляют Исмэй тоже остановиться.
— Твой кто? — я спрашиваю. Oдновременно со мной Сибелла говорит:
— Хвала всем Девяти! Он тебя убедил?
— Тише! — Исмэй оглядывается еще раз, затем удлиняет шаг. Она тащит нас за собой — так фермер тянет упрямых овец на рынок. Наконец, доволочив обеих к одной из закрытых дверей, открывает ее и толкает нас внутрь. — Да, — она выдыхает. — Он убедил меня. Мы договорились, что если — когда — герцогиня оставит французскую угрозу далеко позади, мы поженимся.
Так много вопросов переполняют мой язык, что они запутываются. Все, на что я способна, это лепетать:
—Ты? Замужем? — Я не могу поверить. Исмэй так ненавидела мужчин, что именно обещание убивать их убедило ее остаться в монастыре.
Она поворачивается ко мне:
— Я говорила тебе, что нам есть что обсудить.
— Но подожди, — я кладу ладонь на ее руку. — Разве ты не замужем? Я имею в виду, за свиноводом?
— Нет. Настоятельница аннулировала мой брак еще в первый год в монастыре.
— Н-но... — Я до сих пор не могу сосредоточиться. — Ты говорила, что никогда не...
Исмэй раздраженно вздыхает:
— Нет нужды напоминать мне, что я говорила. У меня было много поводов раскаяться в этих словах.
— Но как насчет других забот? — тихо спрашивает Сибелла. Она разматываeт льняной убор на голове. — Тебя нe беспокоит, что кто-то получит такую власть над тобой?
Исмэй подходит к камину, берет кочергу, прислоненную к стене, и ворошит угли.
— Просто я доверяю ему, — признается она.
Сибелла усмехается, но ее усмешка не такая резкая, как раньше.
— Доверие никогда не бывает простым.
— Ты доверяешь Чудищу?
Сибелла делает паузу, перед тем как ответить: — Своей жизнью.
И хотя Исмэй предупреждaла меня, смягченное любовью лицо Сибеллы, когда она говорит о Чудище, заставляет меня интуитивно ощутить силу ее чувств к нему.
Исмэй с грустью смотрит на меня, потом опускает глаза.
— Извини, как и Сибелла, я больше не могу с чистой совестью служить монастырю. Не после того, как настоятельница поступила с ней. И не после того, что ты мне рассказала. Я буду служить Мортейну до конца своих дней. Но я ничего не должна монастырю, только своему Богу и себе.
— Его милосердие, — тихо произносит Сибелла.
