Аркадий Иванович застает его в кабинете за беседой с уполномоченными комслужа, которые стараются убедить его в необходимости принять меры к уплате сотрудникам не выплаченного за 1,5 месяца жалования, а начальство не менее вразумительно старается доказать, что это не столь срочный вопрос, и что обращение к нему по такому делу он считает просто неприличной выходкой контрреволюционного характера. Аркадий Иванович беспокоится о скверном настроении начальства, ожидает конца собеседования и издалека приступает к щекотливому вопросу.
— Ах вот и прекрасно, товарищ Бунин, — заявляет комиссар, — вы меня избавляете от тяжелой необходимости искать, кого бы послать в Москву. Мы не получили ряда ответов на посланные нами два месяца тому назад срочные запросы, которые в данный момент, в связи с намеченной мною конференцией, принимают уже совершенно неотложный характер. Профессор Дерюгин, которому я предлагал ехать, категорически отказался от командировки, другие тоже заняты и не могут оторваться для поездки. Так вот вы и поезжайте, голубчик. Мы вам и ассигновку выпишем. Аванс, как вы знаете, 50 000 р., да к ним я вам добавлю еще 25; только вы пройдите, товарищ, в ЦК партии и получите для меня некоторые брошюры по спискам, которые я вам своевременно передам. Кстати, и с деньгами для жалованья нашим служащим вы там поторопите, — заканчивает он.
Аркадий Иванович весь сияет от неожиданного оборота, который приняло дело, и весело возвращается в свою библиотеку. Там царит оживление. Только что вернувшийся из поездки на Кубань сотрудник делит между лицами, участвовавшими в складчине, привезенные им мед и масло и передает свои впечатления о сельских настроениях.
— Ненависть кипит, — говорит он, — все изведены поборами, разверсткой. Было уже много случаев убийств из-за угла коммунистов. Движутся куда-то войска. По дорогам едут мешочники. В Екатеринодаре происходит сильнейшее ущемление буржуазии, свирепствует Чека, применяются даже пытки.
Аркадий Иванович не слушает этих оскомину набивших разговоров. Захватив свой фунт масла и предупредив помощницу о предстоящем отъезде, он бежит на третью службу, попадая туда лишь в половине третьего. По счастью, все учреждения, в которых служит Бунин, расположены невдалеке одно от другого. Несмотря на стоящую оттепель и распутицу, ростовская публика выползла на улицу и храбро шлепает по грязи. Гудят автомобили с комиссарами. Проносятся пролетки, грузовики. Проходит полк с красным знаменем, распевая песни. Дети бывших интеллигентов торгуют спичками, папиросами. Иногда, быстро-быстро, точно боясь своей смелости, проносится одинокий одичавший, почти пустой, вагон трамвая (публика уже отвыкла пользоваться ими).
