— Ах, Аркаша, быстро же ты справился! Ну что, все благополучно? Не приставал какой-нибудь милицейский с вопросами, откуда ты вез уголь?
Аркадий Иванович, раздеваясь, рассказывает свои впечатления, ставит мешок на дрова, сложенные в передней квартиры и направляется в занимаемую им комнату. Жена успела уже привести все в порядок и вскипятила чай на керосинке. В комнате душно от керосина, жилья, детей. Тут же под маленьким роялем стоит клетка с курами. От комнатной железной печурки ведет труба в форточку. Печь поставлена самим Аркадием Ивановичем, и он очень гордится этой работой, сберегшей ему несколько тысяч рублей. На веревке, протянутой через комнату, сушится несколько штук белья, которое его жена успела уже выстирать в тазу в той же комнате. В углу сидят двое детей, играющих с какой-то старой поломанной игрушкой, с которой, наверное, уже играло несколько поколений. В другом углу старушка бабушка штопает чулки. Семейство садится за утренний чай. Еда простая: чай без сахара, заедаемый черным хлебом. Для детей сегодня подарок. Бабушка купила на базаре ¼ фунта масла, и они получают по одному бутерброду. Разговор за чаем вертится вокруг хозяйственных и денежных вопросов, придумываются разные комбинации вылезания из нужды.
— Аркаша, пришли мне сегодня Петра Ивановича, — заканчивает жена. — Надо "загнать" на базаре старую походную кровать, которая у нас еще сохранилась.
Аркадий Иванович соглашается и тут же сам излагает свой проект добыть командировку, получить авансы, накупить муки и соли, отвезти их в Москву, продать с выгодой и на вырученные суммы привезти иголки или катушки с нитками, чтобы продать их в Ростове, где они стоят в два раза дороже.
— Без этого, — заканчивает он, — нам не вылезти; денег неоткуда получить. Вещи уже все загнали; не на что мне даже купить сапог, а из них уже пальцы торчат.
Проект одобряется. Решено самый отъезд, если командировка будет разрешена, по возможности оттянуть до наступления более теплого времени. Аркадий Иванович допивает чай, тут же наскоро раскалывает несколько поленьев на растопку, забегает с ведрами за водой в соседний дом, так как в этот день в том доме случайно идет вода, а затем уходит на службу, забирая с собой бидон для керосина.
Уже поздно, одиннадцатый час; аллюр всех службистов ускоряется ввиду боязни опоздать с занесением вовремя своей фамилии в особый журнал для расписки приходящих служащих. Но Аркадий Иванович не торопится: он совмещает службу в нескольких учреждениях, а потому он не расписывается в одном учреждении, ссылаясь на то, что он уже расписался в другом и наоборот. Газеты еще не расклеены по углам, и потому улицы интереса особого не представляют. Оживление начинается позднее. Аркадий Иванович незаметно доходит до своего Комбезхоза и поднимается по грязной, облупленной и проплеванной лестнице. В помещение приходится входить, не раздеваясь, оттого что оно не отапливалось целую зиму, и в нем по-прежнему так холодно, что руки замерзают, и все легко простужаются. Комната, занимаемая отделением, возглавляемым Буниным, — последняя по коридору. В отделении — теплая компания, все свои: ни одного коммуниста или сочувствующего. Ввиду привилегированного положения Комбезхоза, учреждение это получает несколько газет, и Аркадий Иванович застает часть своих подчиненных за чтением газет. Остальные стоят в это время внизу в хвосте у продовольственной лавки. Начинается обмен мнениями. Хорошо зная друг друга, служащие, не стесняясь, ругают советскую власть. Один из них сообщает, что, по полученным сведениям, какие-то банды пробрались на Дон, перерезали в районе станицы Новочеркасской коммунистов и забрали с собой оружие. Другой подкрепляет это известиями с Терека, третий — с Кубани. Оказывается, что Дон охвачен точно целым кольцом восстаний.
