Есть и такое, ставшее нарицательным, учреждение — Народный комиссариат социального обеспечения (Собес), призванный заботиться об обеспечении положения нетрудоспособных и о внетрудовой помощи населению. Грустью веет от рассказов лиц, которым удалось ознакомиться с этим учреждением, в особенности, если им по каким-либо причинам пришлось попасть на иждивение Собеса. Как я уже говорил, охрана труда у рабочих и служащих регулируется в теории пресловутым "Кодексом законов о труде", но жизнь отошла далеко от тех идеальных норм, которые установлены кодексом. Так, например, по кодексу сверхурочные работы ни в коем случае не допускаются; фактически же они всюду применяются, и сотрудники советских учреждений охотно на них идут в погоне за большим жалованием. По кодексу запрещен прием на работу малолетних, не достигших 16 лет. Между тем, все советские учреждения заполнены малолетними, работающими не только днем, но несущими и тяжелые ночные дежурства, причем статистика показывает, что количество малолетних и женщин абсолютно возрастает. Согласно тому же кодексу каждый, прослуживший полгода, имеет право на месячный отпуск; в действительности же, — например, в Ростове, — под всякими предлогами не разрешали даже двухнедельных отпусков в течение известного мне времени с 1-го июня 1920 года по июнь 1921 года и т. п. В отношении технического и санитарного оборудования фабрик по-прежнему процветают если не худшие, то одинаково скверные условия работы. Часто, правда, нельзя сделать необходимых улучшений, требующих новых приспособлений и нового оборудования, так как советская власть ныне уже мало уделяет внимания улучшению быта рабочих. Так же остро стоит и вопрос с обеспечением трудящихся "прозодеждой"[110] и "спецодеждой", в которой почему-то разгуливают лишь товарищи чекисты и комиссары, в то время как на предприятиях, работающих во вредных условиях производства, рабочие одеждой не обеспечиваются, а получают какое-то "спецмыло", да и то не всегда.
Инспекция труда, избираемая на рабочих конференциях, — и притом, не по признаку своей профессиональной принадлежности, а по степени коммунистической сознательности, — обычно оказывается не на высоте положения и, во всяком случае, не превышает своей деятельностью заслуг многих прежних фабричных инспекторов.
Но суть не в этом. Главная, ясная для каждого рабочего нелепость существующего советского строя заключается в том, что при нем каждый рабочий, — если только он не ворует или не спекулирует, — обречен со своей семьей на голодовку, а также на замерзание зимой. Эти условия чрезвычайно тяжки, но выхода из них нет, и многие из рабочих уже тоскуют по прежней власти, "когда жилось не в пример легче, чем теперь". Рабочие теперь более худы телом и сделались, пожалуй, еще озлобленнее и мрачнее, чем были раньше. Царь-голод заставляет их бросать фабрики, на которых они закабалены рабоче-крестьянской властью, после чего следует неизменно "исход" в деревню за продуктами.
