детенышем оборотень был беспомощен. Первый день в этом доме, а я уже нашла слабое
место самого страшного местного хищника.
Мне определенно везло.
Так я думала, пока Эдит не вышла из-за стола и мы, попрощавшись с отбывшим на
работу волком, не поднялись в детскую.
Мой жизненный опыт можно было назвать богатым. Я успела побыть жертвой, хищницей и даже падальщицей, но ни разу еще мне не доводилось быть куклой.
— Тебе очень идет, пушистик, — широко улыбаясь, сказала девочка, поправляя
завязки чепчика на моей голове. — Сейчас мы будем пить чай.
Пока она расставляла игрушечные чашки на столике, я почесывала кружавчики на
чепчике и чувствовала, как начинают болеть придавленные уши.
День обещал быть сложным.
У Эдит было много сил, много энергии, а главное — имелась убойная фантазия. И
к этой фантазии прилагалась куча адских приспособлений, любовно купленных ей отцом, нянькой, блестяшкой… неважно кем, главное — детеныш был вооружен и опасен.
Приспособления удачно прикидывались детскими игрушками и не вызывали у меня
особых подозрений, пока мы не познакомились ближе. И теперь я знала, что первое
впечатление обманчиво.
Не то чтобы я не знала этого раньше, просто после дня, проведенного с ребенком, это знание стало ярче, больше… глубже, что ли. Как и нелюбовь к кружевам и
персиковому цвету.
Волк вернулся вечером, за час до ужина.
Он был очень рад видеть выбежавшую встречать его дочь и совсем не был рад
болтающейся у нее под мышкой мне.
Обменявшись тяжелыми взглядами, мы решили просто друг друга игнорировать.
***
Достижением сегодняшнего дня можно было считать то, что я пережила все
испытания, не повредившись рассудком, и мисочку с едой, стоявшую теперь у правой
ножки стула детеныша.
Ужинала я сама, несмотря на обиженное сопение моей жутковатой хозяйки, и еда
от этого казалась еще вкуснее.
И ночью, сумев выскользнуть из ослабевшей хватки детских рук, я смогла сама
пройтись по коридору второго этажа. Почувствовать, как тянет сквозняком над самым
полом, как лапы мягко и тихо ступают по ковру, а когти вязнут в коротком ворсе, и
увидеть, как косая линия света из приоткрытой двери перечеркивает пол и стену, разрезая
почти пополам висящую там картину.
Из щели пахло зверем, усталостью и неуловимым терпким запахом чего-то
алкогольного. Чтобы почувствовать все это, мне пришлось подобраться к самой двери.
Отступить, поджимая лапы, вернуться в спальню детеныша, поднырнуть под
тонкую руку и уснуть у меня уже не получилось.
