ответ, но, когда я забралась к ней на стол, в сторону не шарахнулась и с удовольствием
взяла меня на руки, греясь.
Всем был хорош мой план по спасению, кроме одного: на улице царствовала зима, а подвал не отапливался.
К тому моменту, как солнце все же зашло, Эдит уже знала и о том, что я не только
разговаривать умею, но и немножко огнеопасна. Открытие девочку не испугало, она с
удовольствием грела руки над моим огнем и восторженно хихикала.
Проверить нас приходили лишь раз. Принесли скудный ужин для Эдит, пожелали
сдохнуть мне, поставили посреди подвала тусклый светильник, чтобы мы хоть что-то
видели, и снова заперли.
— Поешь, силы тебе пригодятся, — велела я. Несвежая булка и полупрозрачный
чай особого аппетита не вызывали даже у меня, но девочке действительно следовало
поесть.
В отличие от меня, терпеть голод днями она не умела.
Булка была разделена пополам, как и чай. Эдит не побрезговала пить из одной
кружки со мной.
Когда ночь полностью вошла в свои права — мое чутье подсказывало, что время
уже близко к полуночи, — и ждать дальше стало просто бессмысленно, я собрала всю
свою смелость и попросила:
— Только не кричи, ладно?
Эдит кивнула, но сдержать слово не смогла и длинно взвизгнула в мою ладонь.
Превращение прошло быстро, но трудно. В последний раз перекидывалась я еще
летом и успела отвыкнуть от человеческого тела. Зажать Эдит рот успела лишь чудом, почувствовала неладное и среагировала, даже не задумываясь.
Перед глазами роились черные точки, и голова кружилась от неосторожного
движения.
— Ты девочка, — выдохнула мне в ладонь Эдит, глядя во все глаза.
— Девочка, — хрипло согласилась я, с трудом привыкая к себе новой.
Стоило только сбросить шубку, как мне стало холодно. Не собиралась я как-то
зимой превращаться в человека, потому теплой одеждой не озаботилась.
Тонкая рубаха с чужого плеча, слишком большие штаны, подвязанные куском
веревки, и босые ноги — к сегодняшнему приключению я оказалась совсем не готова. Но
деваться было некуда.
— Послушай, — я взяла девочку за плечи, уверенная, что так мои слова будут
иметь какой-то особенный вес, — это будет наш с тобой секрет, хорошо? Никто не
должен знать, что я умею разговаривать, загораться и становиться че… девочкой.
Хорошо?
— Даже папа?
— Про то, что умею превращаться, нельзя, про все остальное — можно.
— Значит, о том, что ты девочка, буду знать только я и никто больше?
— Да. Это очень важно, Эдит. Если об этом кто-нибудь узнает, меня заберут у тебя, понимаешь?
