— Папа меня спасет.
— Спасет, конечно, — неприятно ощерился мужик. — Для того ты нам и нужна, избалованная дрянь.
Эдит съежилась, и я вновь оскалилась.
Если бы только она меня отпустила…
Мы ехали долго. Запах центральных чистых улиц сменился смрадом бедных
кварталов, потом потянуло водой и рыбой — мы выехали к причалу или к старым
складам, что стояли неподалеку. Точнее понять не удавалось, в моем распоряжении были
лишь запахи.
К складам, убедилась я, когда нас высадили рядом с домиком сторожа, затолкали
внутрь, вынудили спуститься в подвал, да там и заперли.
— Дилетанты, — с облегчением выдохнула я.
В подвале имелось одно окошко под самым потолком. Небольшое, в него едва ли
пролез бы мужчина, но ребенок и я — запросто.
— Пушистик…
— Анха.
— Что?
— Зовут меня, говорю, Анха, а не Пушистик. Так что запомни и не смей реветь.
Мы отсюда выберемся.
— Папа нас спасет, — поддакнула она.
— Вот еще, нас спасу я. Смирись.
Получив свободу, первым делом я осмотрелась. Убедившись, что стол, подпиравший стенку, табурет, валявшийся ножками вверх, и небольшая тумбочка —
вполне себе крепкие и способны послужить на наше благо, я несколько минут просидела
под дверью, прислушиваясь к шуму снаружи.
Слышно было плохо, и это успокаивало.
Раз я едва могу различить, что происходит там, значит, они совсем не слышат того, что происходит тут.
— А ты разговариваешь, — запоздало поразилась Эдит.
— И это не единственный мой талант, — фыркнула я, нервно расчесывая бок.
Меня тревожило не наше незавидное положение и не преступники, засевшие
наверху, мне предстояло раскрыть перед детенышем еще один свой секрет, самый
главный, и это пугало.
Довериться кому-то настолько… ненадежному.
Не было у меня уверенности, что Эдит способна хранить секреты от своего отца, но
и придумать, как выбраться отсюда, не сдав себя с потрохами этой мелочи, не получалось.
— Дождемся, когда начнет темнеть, и сбежим, — решила наконец.
— А папа?
— Будет должен мне по гроб жизни, — с предвкушением отозвалась я.
Несложно было догадаться, что похитители собирались шантажировать Хельму
детенышем, и больше, чем заполучить в должники волка, мне хотелось переломать этим
сволочам все планы… руки, ноги, свернуть шеи, напиться их крови…
— Пушистик? — опасливо позвала Эдит, с ногами забираясь на стол.
— Анха.
— Анха, — покладисто исправилась девочка. — У тебя глаза страшно горят. И ты
рычишь.
— Прости. Напугала?
Она неопределенно пожала плечами, что больше походило на утвердительный
