Гога сидел рядом с ней и как-то странно все время на нее пялился искоса. Что-то такое возвышенное вдруг появилось в его взгляде, но Дайне это было вообще пофиг. Лично она с куда большим интересом отнеслась бы сейчас к Гоге, если бы он вообще испарился бы или мгновенно исчез из ее поля зрения. Она и хотела было даже спросить его, чего, мол, лысый, пялишься на меня, да просто не стала лишний раз ворочать языком, так как и без того уже сильно устала.
После кладбища все поехали в ресторан обедать.
– Тризничать, – как выразился бритый. – То есть усопшего поминать.
Поминать поехали в «Есенин», в тот самый дорогущий ресторан, где официанты как в театре ходят в старинной одежде и даже разговаривают совершенно как-то по-идиотски:
– Семга-с, блины-с, расстегаи-с, кисель-с…
Это, в общем-то, понятно, что в каждом ресторанном заведении свои традиции и порядки. Так, например, Дайну всегда бесили официантки в японских ресторанах, которые постоянно сюсюкая и изображая из себя японок в комоно вместо слова «огурец» всегда говорили «огурчик», а вместо «дайкон» говорили «дайкончик», и вместо «икра летучей рыбы», говорили «икорочка летучей рыбки». Хорошо хоть слово «летучей» никак не изменяли, а то Дайна вообще со смеху тут же бы и покатилась куда-нибудь под стол. Дайна даже из вредности в качестве чаевых всегда хотела оставить им именно какую-нибудь «копеечку», потому что «рубличик» вообще никак не звучит и, кроме того, нет такого слова в русском языке. Ну, нет и все!
Накрыто на столе в «Есенине» было в самом деле очень красиво и дорого. Официанты даже солянку принесли в старинной фарфоровой супнице, каких, наверное, сейчас уже нигде и не купишь. Глядя на супницу, Дайна тут же вспомнила про разбитую бабушкину вазу времен СССР и от обиды у нее даже слезы на глазах проступили.
Мельком взглянув на нее и заметив слезы в ее глазах, дон Корлеоне одобрительно кивнул, однако, ничего не сказал при этом.
Поминальное застолье не обошлось без того самого портрета радостного Макса с дорогими часами на руке и в дорогущем авто никак не обошлось. На этот раз фото поставили в середину стола. Все ели и с печалью смотрели на фото.
А Дайне от всего этого было как-то не по себе, может потому, что все вокруг молча ели, а этот самый мажорик Макс на фото не ел, а только радостно улыбался. И именно из-за этого, его улыбка на фото показалась Дайне какой-то кислой. Дайна хотела было даже набраться смелости и предложить дону Корлеоне на такие случаи иметь разные портреты Макса, к примеру, было бы хорошо, если бы на столе стоял портрет, где Макс тоже ест, как и все.
