У Тося снова ком застрял в горле. Когда-то Мира упрекала его, что он не видит разницу между живым и неживым. Даже пыталась объяснять, но он так до конца и не понял. А эти, которые понимают, которые такие добрые и милосердные, что дальше некуда, они вот теперь радуются. А Тось теперь этой разницы еще больше не понимал. Чем отличается живой отец от мертвого, если ему до сына, что так, что эдак, все равно никогда не было никакого дела? Тем, что пока может ходить туда-сюда, так это не отличие. Тось и сам, если захочет, может заставить его бродить сутками напролет, только толку с этого.
Чем дольше Тось смотрел на старосту и его окружение, на собравшуюся на улице толпу односельчан, тем больше его тошнило. Впервые он вдруг ясно увидел, что все они врут. Делают вид, что сочувствуют, что добрые и хорошие, а на самом деле втайне злобствуют и злорадствуют. Раньше он этого не замечал. Впрочем, после сегодняшней безумной ночи Тось так устал и перенервничал, что ему, наверное, и сам Хельф мог бы привидеться. Но Хельф его пожалел, а люди нет. Они как нарочно показывались ему с самой худшей стороны — глупцами, подлецами и лживыми уродами. Ни одного приятного или хотя бы симпатичного лица. Не лица, а живые, нет, не живые, просто двигающиеся куски мяса. Жующие, смеющиеся, болтающие. Отвратительные.
Вокруг бегали дети, совсем недавно Тось и сам причислял себя к ним, но сейчас между ними будто пролегла пропасть. Они были еще хуже, чем взрослые. Бегали вокруг, орали, как ненормальные, их визгливый смех рвал Тосю барабанные перепонки.
Он отлепился от забора, несколько деревянных шагов в сторону, и, слава богам, он больше не с ними. Нет, он лучше будет один, чем с ними. Только идиот может им доверять. Одному лучше.
Толпа на улице вдруг зашумела и зашевелилась, и Тось понял, что в старостином дворе наконец-то закончили собираться. Он чуть вернулся назад и вытянул шею, чтобы видеть, что происходит. Там два мужика-охранника как раз вывели из погреба отца и начали со всей серьезностью стягивать ему локти веревкой. Несмотря на подавленное настроение, Тось чуть не расхохотался. Вот идиоты, они что, всерьез опасаются, что однорукий калека попытается удрать? Да если бы отец хотел жить, он много чего мог бы сделать, чтобы после убийства матери его не поймали. Но он не сделал ничего, значит, плевать ему на жизнь. Ему смерть, наверное, сейчас слаще малины, как же, его там тетка Фелисия ждет не дождется. Да если его вдруг не захотят вешать, он же сам пойдет и повесится.
