Мира ничего этого не знала. Ей не сказали ни того, насколько серьезная болезнь у матери, ни того, что знахарка отказалась помочь. Девочка переживала, рвалась к маме, которую хотела вылечить, как лечила своих щенков и котят, но ее не пускали. В деревне было не принято, чтобы дети смотрели на смерть. Тосю это казалось глупым. Жизнь переходит в не-жизнь постоянно, хоть смотри на это, хоть не смотри, ничего не изменится. Мира плакала, чуя неладное, просилась домой, но мать Тося встала стеной. Отец, правда, никак не реагировал на Мирины попытки уйти, но он в те дни вообще ни на что не реагировал. Тось даже не удержался от небольшого злорадства, типа вот на тебе, получи, а если бы тетка Фелисия не была матерью Миры, то злорадствовал бы еще больше. Когда та, наконец, умерла, он даже испытал облегчение, смешанное с надеждой. Ну может, хоть теперь все наладится. Отец перестанет смотреть через забор, ругаться с матерью и обратит внимание на них с Мирой.
Если бы Тось знал, чем эта смерть обернется, ни за что не стал бы радоваться.
Ночь, когда тетка Фелисия умирала, Мира почти не спала, а стояла у окна и смотрела на свой дом. Тось измучился с ней. Уговаривать было бесполезно, и он стоял рядом, тупо пялясь в темноту, потому что комната Мириной матери была с противоположной стороны, и им не было видно, светится ее окно или нет. Если есть свет, то жива, а если нет…. Впрочем, Тось подозревал, что света они с Мирой в любом случае не увидели бы — дядька Сегор и бабка Сава вполне способны были оставить тетку Фелисию умирать в темноте и одиночестве.
Утром, едва забрезжил рассвет, со стороны Мириного дома залаяли собаки. Тось с названой сестренкой дружно прильнули к окну и увидели, как следом за дядькой Сегорием в калитку входит деревенский жрец Всех Богов, которого обычно приглашали на отпевание. Тось понял, что все кончено, а Мира вскрикнула и зарыдала.
Она плакала весь день, пока покойницу мыли и обряжали, плакала, пока готовили поминальный обед.
— Мама, мамочка моя, — рыдая, снова и снова повторяла она. — Прости, что не пришла, меня не пускали! Прости, что не помогла, прости, что не поговорила с тобой, прости, что не держала за руку, прости!
Последнюю фразу она повторяла так часто, что она начала звенеть у Тося в ушах. Он искренне не понимал, по какой причине Мира считает себя виноватой, и это непонимание трепыхалось у него в груди пойманной птицей. Почему? Что она-то могла сделать?
