Душа некроманта | страница 97
Единственный, кого не волновало происходящее вокруг и в том числе женские прелести — пленник. Он постоянно щурился от крови сбегающей со лба ему на правый глаз и иногда встряхивал головой, пытаясь избавиться от липкой влаги. Из сломанного носа также текла кровь попадая на губы, на подбородок, а оттуда капала на тонкий ковер, чем вызывало недовольство женщины. Но внешне она оставалась спокойной: ковер можно будет потом заменить.
Приоткрыв выкрашенные в алый цвет пухлые губы, Фурса заговорила:
— Где медальоны-Ее голос тек мягко, томно, обволакивал и ласкал, побуждая присутствующих раскрыть свои секреты и мысли.
— Не знаю, про какие медальоны… идет речь, — упрямо заявил неудачливый воришка, еле ворочая зыком во рту.
Женщина тяжело вздохнула. Сколько в нем еще упрямства-А бить никак нельзя и так держится из последних сил.
— Послушай, просто скажи, где они-Куда спрятал и обещаю отпустить на все четыре стороны.
Пленник хотел фыркнуть, но вместо этого получился странный всхлип:
— Эту… сказку… кому другому… расскажи. — Мужчина сплюнул кровавую слюну, зло уставившись на полукровку. В его мучительнице текла кровь великанов, но слишком жидкая. Те, чья кровь сильна, практически не отличаются от чистокровных родственничков — уродливы и неказисты.
Подавив очередной тяжелый вздох, Фурса плавно поднялась и, покачивая бедрами, подошла к покалеченному мужчине. Не хотелось ей пачкать руки, но другого выхода она больше не видела. Пленник добровольно, как его не бей, что ему не ломай, не расколется. Слишком крепкий орешек попался, а на вид так и не скажешь.
Мужчина попытался дернуться, когда прохладные пальцы обхватили его затылок и виски, но крепкие руки наемников держали крепче гномьих кандалов. Тонкие пальцы с силой сдавили черепную коробку. Фурса попыталась не морщиться от крови, мгновенно запачкавшей ее пальцы. Глаза ведьмы устремились куда-то в пространство и стали набирать яркость, разгораясь медленно, но неукротимо.
Пленник задышал чаще, а затем болезненно застонал. Ему хотелось вырваться из этих смертельных прикосновений, но тело словно парализовало и дикий страх охватил его разум. Мозг мужчины горел и будто плавился, в ушах стучала кровь, а перед глазами стояла бледно-красная пелена. Ни о чем другом думать он уже не мог, только о том, чтобы поскорей пытка завершилась и тогда он расскажет все. Всю свою биографию вплоть до генеалогического древа, лишь бы прекратились эти муки.
Фурса же мысленно углубившись в разум пленника, грубо перебирала его воспоминания, не заботясь о том, останется ли после такого грубого вторжения человек в своем уме или же превратится в бесполезный никому не нужный овощ. Чувства, обрывочные картинки липли к ней, словно она была обмазана медом, оставляя после себя тяжесть на покатых плечах, а на изящных лодыжках будто грузила образовались. Ведьме до ужаса хотелось отдохнуть, бросить это «грязное» дело, но она не имеет права подвести своего господина. А значит, должна идти дальше, чего бы это ей ни стоило. Чего бы это ни стоило другим.