— Зачем вы явились?
Мария невольно вздёрнула брови вверх, услышав подобную дерзость. Она, не ответив, прошла послу за спину и села на его место. Это заставило того покраснеть от гнева.
— Посол, Ваш турман не доволен Вашей работой. Перед тем как я уехала, он просил меня передать Вам, что если Вы и впредь будете молчать или писать лживые отчёты, то Вы окажетесь вне милости. И мы оба знаем, чем это грозит.
— Вы лжёте.
Мария прикусила губу, услышав нескрываемое презрение в его голосе. Луам уже было собирался начать свою тираду о том, что бы посол не забывался и разговаривал уважительно с госпожой, но царица его остановила одним движением руки.
— Наш Светлейший государь не мог доверить это дело… женщине, — последнее слово он будто прожевал, настолько неприятно ему было произносить его. Так как ответа на это не последовало, и Мария сохраняла каменное лицо, посол развернулся к ней спиной. Как только он подошёл к стене его рукав к каменной поверхности пригвоздил кинжал. Генерал теперь побледнел от страха и обернулся. Маруся стояла у трона. Её рука опускалась после броска. Глаза сверкали.
— Вы кажется не поняли, посол, — зловеще произнесла она. От такого голоса по коже Хаджафа пробежали мурашки. Императрица медленно начала подходить к нему. Гордо подняв голову и смотря на генерала в упор. Ямлезец вжался в стенку, когда девушка подошла к нему, высунув из сапога второй кинжал.
— Учтите, генерал, — глухо произнесла она, гневно смотря на него. — Жизнь коротка и полна сюрпризов. Смотрите, чтобы одним из них не стала смерть от моей руки. Ваш турман дол мне волю делать с Вами всё, что мне заблагорассудится. И он не будет против, если из-за Вашей же дерзости, беспардонности, лжи и тщеславия, Вы вернётесь домой либо без ушей, — она указала кинжалом на упомянутую часть тела. — Либо без головы. И я не побрезгую этим, а потом распишу Адилю все Ваши художества на посте посла Ямлеза. Мой свояк меня поймёт.
Пронизывающий холодный взор императрицы, заставил Хаджафа почувствовать себя впервые в жизни беззащитным и слабым. Невольно он начинал бояться царицу и даже немного уважать, хотя и понимал, что такого унижения он не смоет с себя никогда.
— Д-д-да, г-госпожа, — еле выговорил он. Мария, снова смерив его тем же взглядом, выткнула из стены свой кинжал, убрала оба клинка себе в сапоги и, сделав знак обенцам следовать за ней, вышла из зала с гордо поднятой головой.
