Креван понимал, что их отношения с матерью, мягко говоря, оставляют желать лучшего, что он терпеть не может её религиозный угар, в который переходил практически каждый разговор, ненавидит её придурковатых подружек по секте, весело щебечущих о Сыне Божьем, как о старом приятеле, с которым так здорово было зажигать на школьных вечеринках. Брида, мать Кревана, в свою очередь, считала, что сын из милого ангелочка превратился в надменного и циничного дикаря, до которого никак не дойдёт свет Истинной Веры Церкви Пятидесятничества, но шансы ещё оставались. Потому-то прошлый визит Кревана и продлился всего два дня, на неделю меньше, чем планировалось. Он был не в силах выносить перманентные нравоучения, посредством цитирования Книги (Креван подозревал, что многие цитаты использовались для противоположных по содержанию случаев, а передёргивание и изворотливость — есть вторая натура большинства прихожан Церкви Пятидесятников), при непосредственном участии очередных кумушек-подружек («Сынок, познакомься: Барбара и Конни — я тебе про них писала…»). Как-то за обедом он спровоцировал псевдонаучный диспут, переросший в теологический скандал, после чего, не слишком терзаясь угрызениями совести, убрался восвояси.
Не то, чтобы он был воинствующим атеистом, вовсе нет. Креван был крещён в католическую веру, в детстве регулярно посещал местную церковь и даже получал от этого удовольствие. Но с годами, особенно с началом самостоятельной жизни, вера отошла на второй план. Она не умерла, скорее, стала чем-то более личным, скрытым от взглядов окружающих. Именно поэтому Креван на дух не переносил Церковь Пятидесятников (он не называл её церковью — всегда только сектой), он не терпел вторжения в личное пространство, тем паче в столь интимное, как пространство веры.
И, тем не менее, сейчас ему казалось, что мысль о свидании с матерью — это лучшее, что приходило в голову за последнее время. Не стоило откладывать визит в долгий ящик: можно выехать уже завтра, на утреннем автобусе (Креван, хотя и водил автомобиль, был несколько скован за рулем, поэтому на «семейной» «Ибице» ездила Джен). Приняв решение, он с легкой душою заснул. Уже ощущая опускающуюся дремоту, Креван поймал себя на мысли, что за вечер ни разу не проверил газ, краны и дверные запоры. Но это почему-то его совсем не обеспокоило.
Проснулся Креван рано, с предвкушением новых приятных впечатлений от мест знакомых с детства. Какофония, до сих пор властвовавшая в его голове, уступила место слаженным напевам, похожим на кельтские. Они совсем не сводили с ума, а, наоборот, словно звали отправиться скорее в увлекательное путешествие (хотя, если рассуждать здраво, то, что может быть увлекательного в недолгой поездке в деревню в нескольких десятках миль от Белфаста?)
