на прошлой неделе, голодный сидит, Настасья Филипповна!! – и, провопив, он пополз было
в камин.
– Прочь! – закричала Настасья Филипповна, отталкивая его. – Расступитесь все! Ганя,
чего же ты стоишь? Не стыдись! Полезай! Твое счастье!
Но Ганя уже слишком много вынес в этот день и в этот вечер и к этому последнему
неожиданному испытанию был не приготовлен. Толпа расступилась пред ними на две поло-
вины, и он остался глаз на глаз с Настасьей Филипповной, в трех шагах от нее расстояния. Она
стояла у самого камина и ждала, не спуская с него огненного, пристального взгляда. Ганя, во
фраке, со шляпой в руке и с перчатками, стоял пред нею молча и безответно, скрестив руки и
смотря на огонь. Безумная улыбка бродила на его бледном как платок лице. Правда, он не мог
отвести глаз от огня, от затлевшейся пачки; но, казалось, что-то новое взошло ему в душу; как
будто он поклялся выдержать пытку; он не двигался с места; через несколько мгновений всем
стало ясно, что он не пойдет за пачкой, не хочет идти.
– Эй, сгорят, тебя же застыдят, – кричала ему Настасья Филипповна, – ведь после пове-
сишься, я не шучу!
Огонь, вспыхнувший вначале между двумя дотлевавшими головнями, сперва было
потух, когда упала на него и придавила его пачка. Но маленькое синее пламя еще цеплялось
снизу за один угол нижней головешки. Наконец тонкий, длинный язычок огня лизнул и пачку, огонь прицепился и побежал вверх по бумаге по углам, и вдруг вся пачка вспыхнула в камине, и яркое пламя рванулось вверх. Все ахнули.
– Матушка! – всё еще вопил Лебедев, опять порываясь вперед, но Рогожин оттащил и
оттолкнул его снова.
44
И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-
ления»
Сам Рогожин весь обратился в один неподвижный взгляд. Он оторваться не мог от Наста-
сьи Филипповны, он упивался, он был на седьмом небе.
– Вот это так королева! – повторял он поминутно, обращаясь кругом к кому ни попало. –
Вот это так по-нашему! – вскрикивал он, не помня себя. – Ну, кто из вас, мазурики, такую
штуку сделает, а?
Князь наблюдал грустно и молча.
– Я зубами выхвачу за одну только тысячу! – предложил было Фердыщенко.
– Зубами-то и я бы сумел! – проскрежетал кулачный господин сзади всех в припадке
решительного отчаяния. – Ч-черрт возьми! Горит, всё сгорит! – вскричал он, увидев пламя.
– Горит, горит! – кричали все в один голос, почти все тоже порываясь к камину.
– Ганя, не ломайся, в последний раз говорю!
