Кругом глухие стены.
А в ней сошлись змея и волк,
И между ними то любовь, а то измена
(с) Сплин «Что ты будешь делать»
С того самого прекрасного в моей жизни утра мы с Данилой больше не виделись.
После пробуждения мы пробыли вместе еще около часа. Мы дурачились, пока умывались и чистили зубы около умывальника на веранде, как всегда развлекая остальных.
Даня пускал изо рта пену из зубной пасты, хватался за горло, а потом на негнущихся ногах, завывая, словно зомби подходил ко мне и делал вид, что кусает меня за шею. Я судорожно вздрагивала, издавала дикий вопль и «пораженная бешенством», пуская белые вспененные слюни, тянула трясущиеся руки к Настиной шее. Настя визжала, Катя хохотала, а Илья и Димон сооружали кресты из подручных предметов — вилок, ложек и даже сосисок, лежащих на столе.
После завтрака парни засобирались в город. Димону нужно было на работу, а Илья и Даня должны были заскочить на студию, где уже несколько месяцев писали свой альбом, чтобы в очередной раз «поправить сведение».
Мы с девчонками проводили их до садовых ворот. Настя висела на шее у Ильи и о чем-то с ним ворковала. Катя и Димон прощались с притворной официозностью:
— Благодарю за теплый прием! — расшаркивался Димон.
— Что вы, что вы, это я благодарю Вас за визит. Вы доставили нам честь! — крепко пожимая его руку, восклицала Катька.
Даня обнял меня, потом последний раз поцеловал на прощание. И уже собрался было пойти, но вдруг спохватившись, сказал:
— Дай мне свой телефон, я тебе позвоню, пересечемся без них… — он кивнул в сторону Ильи и Насти.
— У меня нет домашнего телефона, — разочарованно проговорила я.
— Ну, тогда ты мне позвони, — предложил Даня.
Он пошарился по карманам своей джинсовой безрукавки, нашел ручку и небольшой блокнот, вырвал из него чистый листок и, быстро написав на нем номер, протянул мне. Я с готовностью взяла бумажку и сжала в кулаке. Пожалуй, даже слишком поспешно.
— Позвонишь?
Я кивнула.
И в этот момент Димон крикнул:
— Даня, ну сколько можно? Ты что утром не натрахался?
Я не видела его лица в тот момент, но слова обожгли меня и буквально пригвоздили к тому месту, где я стояла. Я рефлекторно сжалась, словно под ударом кнута. Горячая волна стыда и гнева залила щеки.
— Димон, не галди! — отозвался Даня, снова обнимая меня за плечо, — И не надо выдавать свои маниакальные фантазии за реальность.
Наклонившись к моему уху, он добавил: «Не обращай внимания, его гоблины воспитывали. Дикий мужик. Поняла?»
